Александру Македонски - Alexandru Macedonski
Александру Македонски | |
|---|---|
 | |
| Родившийся | 14 марта 1854 г. Бухарест, Валахия |
| Умер | 24 ноября 1920 г. (66 лет) Бухарест, Королевство Румыния |
| Псевдоним | Дуна, Лусилиу, Саллюстиу |
| Род занятий | поэт, прозаик, новеллист, литературный критик, журналист, переводчик, государственный служащий |
| Национальность | румынский |
| Период | 1866–1920 |
| Жанр | лирическая поэзия, рондель, баллада, ода, сонет, эпиграмма, эпическая поэзия, пастораль, свободный стих, прозаическая поэзия, фантазия, новелла, зарисовка рассказа, басня, стихотворная драма, трагедия, комедия, трагикомедия, моральная игра, сатира, эротическая литература, сочинение, мемуары, биография, путевые заметки, научная фантастика |
| Литературное движение | Неоромантизм, Парнасство, Символизм, Реализм, Натурализм, Неоклассицизм, Literatorul |
| Подпись |  |
Александру Македонски (Румынское произношение:[aleksandru mat͡ʃeˈdonski]; также отображается как Al. А. Македонский, Македонски или же Македонский; 14 марта 1854 - 24 ноября 1920) румынский поэт, прозаик, драматург и литературный критик, особенно известный тем, что продвигал французский язык Символизм в родной стране, и за то, что возглавил Румынское движение символистов в первые десятилетия своего существования. Предшественник местного модернистская литература, он первый местный автор, который использовал свободный стих, и некоторые утверждали, что он был первым в современном Европейская литература. В рамках Румынская литература, Македонский рассматривается критиками как второй после народный поэт Михай Эминеску; как лидер космополитичный и эстетист тенденция сформировалась вокруг его Literatorul журнала, он был диаметрально противоположен внутреннему традиционализму Эминеску и его школы.
Дебютируя как Неоромантический в Валашский традиции, Македонский прошел через Реалист -Натуралист этап считался «социальной поэзией», постепенно адаптируя свой стиль к символизму и Парнасство, и неоднократно, но безуспешно пытаясь навязать себя Франкоязычный Мир. Несмотря на то, что теоретизировал "инструментализм", который противоречил традиционным принципам поэзии, он на протяжении всей жизни поддерживал связь с Неоклассицизм и его идеал чистоты. Стремление Македонского к совершенству нашло свое главное выражение в его повторяющемся мотиве жизни как паломничество в Мекку, особенно использованный в его признанном критиками Ночи цикл. Стилистические этапы его карьеры отражены в коллекциях. Prima Verba, Poezii, и Эксельсиор, а также в фантастический роман Thalassa, Le Calvaire de feu. В преклонном возрасте он стал автором рондели, известный своим отстраненным и безмятежным взглядом на жизнь, в отличие от его прежней воинственности.
Параллельно с литературной карьерой Македонский был государственным служащим, в частности префект в Буджак и Северная Добруджа в конце 1870-х гг. Как журналист и боец, его приверженность колебалась между либеральное течение и консерватизм, вовлекается в полемику и споры дня. Из длинной серии основанных им изданий Literatorul был самым влиятельным, особенно у него были ранние конфликты с Junimea литературное общество. Эти целевые Василе Александри и особенно Эминеску, их контекст и тон становятся причиной серьезного разлада между Македонским и его публикой. Эта ситуация повторилась и в более поздние годы, когда Македонский и его Forța Morală журнал начал кампанию против Юнимист драматург Ион Лука Караджале, которых они ложно обвиняли плагиат. В течение Первая Мировая Война, поэт раздражал своих критиков, поддерживая Центральные державы против союза Румынии с Сторона Антанты. Биография его также была отмечена непреходящим интересом к эзотеризм, многочисленные попытки стать изобретателем и увлечение кататься на велосипеде.
Потомок политической и аристократической семьи, поэт был сыном Генерал Александру Македонски, который служил Министр обороны, и внук 1821 бунтарь Димитри Македонски. Оба его сына Алексис и внук Соаре были известные художники.
биография
Ранняя жизнь и семья
Семья поэта по отцовской линии переехала в Валахия в начале 19 века. Из Южнославянский (Серб или же болгарский )[1] или же Арумынский[2][3] происхождения, они утверждали, что произошли от сербских повстанцев в Османский -правил Македония.[2] Дед Александру Дмитрий и брат Дмитрия Павел участвовал в восстании 1821 г. против Фанариот администрации, и в союзе с Филики Этерия; Димитри стал предметом споров, когда на последней стадии восстания он встал на сторону Этерии в ее противостоянии с валашским лидером. Тудор Владимиреску, приняв активное участие в убийстве последнего.[4] Оба брата Македонски сделали карьеру в валашских вооруженных силах в то время, когда страной управлял Императорский Русский посланники, когда Regulamentul Organic режим признал семью принадлежащей знати Валахии.[5] Димитри женился на Зое, дочери этнический русский или же Польский офицер; их сын, Александр, получивший образование в России, поднялся в военно-политической иерархии, присоединившись к единые сухопутные войска после своего политического союзника, Александр Джон Куза, был избран Домнитор и два Дунайские княжества стал объединенная Румыния.[6] И дядя офицера Павел[2] и брат Михаил[7] были поэтами-любителями.
Мать Македонского, Мария Фисенца (также Vicenț или же Vicența), происходил из аристократической среды, будучи отпрыском Олтенский бояре.[8] По отцу она, возможно, произошла от русских иммигрантов, которые были поглощены дворянством Олтении.[9] Марию усыновил боярин Думитрахе Параяну, и пара унаследовала поместья Аданката и Пометешти в Goieti, на Долина Амарадия.[10]
И поэт, и его отец были недовольны рассказами об их происхождении, противореча им со сведениями, которые исследователи сочли ложными.[11] Хотя приверженцы Румынская Православная Церковь, македонские проследили свое происхождение от Рогала -несущий Литовское дворянство из несуществующего Речь Посполитая.[12] Хотя писатель увековечил притязания своего отца, возможно, он также гордился тем, что исследовал свое Балкан корни: по мнению историка литературы Тудор Виану, который в юности был членом его кружка, об этой тенденции свидетельствуют два стихотворения Македонского 1880-х годов, в которых южные славяне предстают как символы свободы.[13] Современник Виану, историк литературы Джордж Кэлинеску, постулировал, что, хотя семья была поглощена этническим и культурным большинством, происхождение поэта способствовало обогащению Местная культура связав его с "фракийский «традиции и дух« авантюристов ».[14]
Семья часто переезжала, следуя сообщениям генерала Македонского. Рожден в Бухарест Македонский-сын был третьим из четырех братьев и сестер, старшей из которых была дочь Катерина.[15] До шести лет он был болезненным и нервным ребенком, у которого, как сообщается, регулярно истерики.[16] В 1862 году отец отправил его в школу в Олтении, и большую часть времени он проводил в регионе Амарадия.[17] Ностальгия по пейзажу позже заставила его задуматься о написании Амэрэзене («Амарадийцы») цикл, из которого когда-либо было завершено только одно стихотворение.[17] Он посещал Кэрол I Средняя школа в Крайова и, согласно его официальным данным, окончил его в 1867 году.[18]
К тому времени отец Македонского стал известен как авторитарный полководец, и во время его пребывания в Тыргу Окна столкнулся с мятеж что только его жена могла остановить, умоляя солдат (эпизод, который произвел впечатление на будущего поэта).[19] Суровый родитель, он активно участвовал в воспитании детей.[20] Кратковременно служив Министр обороны, генерал был загадочным образом уволен Куза в 1863 году, а его пенсия стала предметом политического скандала. Это закончилось только под властью Кэрол I, Куза Гогенцоллерн преемник, когда Парламент проголосовал против увеличения суммы до уровня, требуемого получателем.[21] Сохранив негативное впечатление от Плебисцит 1866 г., во время которого было подтверждено свержение Кузы,[22] Македонский оставался ярым противником нового правителя. В юности и во взрослом возрасте он стремился возродить дело своего отца и включил намёки на предполагаемую несправедливость по крайней мере в одно стихотворение.[21] Проведя последние месяцы своей жизни, протестуя против властей, отец Македонский заболел и умер в сентябре 1869 года, оставив свою семью думать, что он был убит политическими соперниками.[23]
Дебютные годы
Македонский покинул Румынию в 1870 году, путешествуя через Австро-Венгрия и проводить время в Вена, перед посещением Швейцарии и, возможно, других стран; согласно одной версии, именно здесь он, возможно, впервые встретил (и невзлюбил) своего конкурента поэта Михай Эминеску, в свое время венский студент.[24] Визит Македонского должен был стать подготовкой к въезду в Бухарестский университет, но большую часть времени он проводил в богемная среда, ищущих развлечений и романтических приключений.[25] Однако он был против образа жизни людей его возраста, утверждая, что они занимались «оргией за оргией».[26] Примерно в то же время молодой автор начал совершенствовать стиль, находящийся под сильным влиянием Романтизм, и в частности его валашскими предшественниками Димитри Болинтиняну и Ион Гелиаде Радлеску.[24][27] Некоторое время он был в Штирия, в Бад-Гляйхенберг Пребывание, которое, по мнению Джорджа Кэлинеску, могло быть результатом медицинской рекомендации, которая поможет ему справиться с чрезмерной нервозностью.[28] Пейзаж вдохновил его написать ода.[29] Также в 1870 году он опубликовал свои первые стихи в Джордж Бариш с Трансильванский журнал Telegraful Român.[30]
В следующем году он уехал в Италию, где посетил Пиза, Флоренция, Венеция, и, возможно, другие города.[31] Его записи о путешествии показывают, что он столкнулся с финансовыми трудностями и страдал от болезней.[32] Македонский также утверждал, что посещал лекции колледжей в этих городах и потратил много времени на обучение в Пизанский университет, но это остается неясным.[33] В конце концов он вернулся в Бухарест, где поступил на факультет литературы (который никогда не посещал регулярно).[34] По словам Кэлинеску, Македонский «не чувствовал необходимости» посещать занятия, потому что «такой молодой человек будет ожидать, что общество воздаст ему должное».[35] Он снова был в Италии весной 1872 года, вскоре после публикации своего дебютного тома. Prima Verba (латинский для "Первого слова").[36] Написав также статью против Кэрол, опубликованную в Telegraful Român В 1873 году Македонский, как сообщается, опасался политических репрессий и решил еще раз посетить Штирию и Италию, пока его дело рассматривалось.[37] Именно в Италии он познакомился с французским музыковед Жюль Комбарьё, с которым он время от времени переписывался в течение следующих десятилетий.[38]
В этот период Македонский заинтересовался политической сценой и политической журналистикой, сначала как сторонник либерально-радикальное течение - которые в 1875 году организовались вокруг Национал-либеральная партия. В 1874 году еще в Крайове Македонский основал недолговечное литературное общество, известное как Junimea, заголовок, который намеренно или невольно копировал титул влиятельных консервативная ассоциация с которым он позже поссорился.[39] Именно тогда он познакомился с журналистом и педагогом. Штефан Велеску, встреча, свидетелем которой стал ученик Велеску, будущий либеральный журналист Константин Бакалбаха, который записал это в своем воспоминания.[40] Oltul Журнал, который он помог создать и который демонстрировал либеральную повестку дня, продолжал издаваться до июля 1875 года и включал переводы Македонского с Пьер-Жан де Беранже, Гектор де Шарльё и Альфонс де Ламартин, а также его дебют в путевые заметки и рассказ.[41] В 22 года он работал над своей первой пьесой. комедия названный Гемении ("Близнецы").[42] В 1874 г. на него обратил внимание молодой журналист, будущий драматург. Ион Лука Караджале, ВОЗ высмеянный его в статьях для журнала Гимпеле, высмеивая его претензии на литовское происхождение, и в конечном итоге превратив его в персонажа Аамский, чья художественная карьера заканчивается его смертью от истощения, вызванного внесением вклада «в политическое развитие страны».[43] Это был первый эпизод увлекательной полемики между двумя фигурами. Вспоминая этот период в 1892 году, Македонский описал Караджале как «шумного молодого человека»софистический рассуждение ", чью целевую аудиторию можно было найти"пивные сады ".[44]
1875 суд и должность префекта
В марте 1875 г. Македонский был арестован по обвинению в клевета[45] или же крамола.[46] Почти год назад он и Oltul принимал активное участие в кампании против Консервативная партия и его лидер, Премьер Ласкэр Катарджу. В этом контексте он потребовал, чтобы обычный человек «поднялся с оружием в руках и сломал правительственных агентов и правительство», после чего отправил аналогичные послания, направленные на Домнитор.[47] Его доставили в Бухарест Тюрьма Вэцэрешть и пробыл там почти три месяца. Поддерживается либеральной прессой и защищается самыми престижными пролиберальными адвокатами (Николае Флева среди них), Македонский предстал перед судом присяжных 7 июня, в конечном итоге с него были сняты обвинения.[48] Как сообщается, население Бухареста организовало спонтанное празднование приговора.[49]
В 1875 г., после национал-либеральной Ион Эмануэль Флореску Когда Кэрол назначила пост премьер-министра, Македонский начал административную карьеру. Поэт был расстроен тем, что его не включили в национал-либеральный список за 1875 избирательное право.[50] Это разочарование привело его к короткому конфликту с молодой либеральной фигурой. Бонифачу Флореску, только чтобы вскоре присоединиться к нему в редактировании Stindardul журнал, наряду с Пантази Гика и Джордж Фэлкойну.[46] Публикация шла по линии Николае Морет Бларемберг, известный своим радикальный и республиканский повестка дня.[50] Гика и Македонский оставались близкими друзьями до смерти Гики в 1882 году.[51]
В итоге новый кабинет назначил его Префект из Болград регион, в Буджак (в то время часть Румынии). Параллельно с этим он опубликовал свой первый перевод - версию Parisina, 1816 г. эпическая поэма к Лорд байрон,[52] и выполнил оригинальные работы Итало и Calul arabului («Арабская лошадь»).[53] Он также выступал на Румынский Атенеум, представляя свой взгляд на состояние Румынская литература (1878).[54] Его время на посту закончилось с началом Русско-турецкая война. В то время на границе с Буджаком скопились российские добровольцы, которые требовали от румынских властей права свободного прохода в Княжество Сербия. Премьер-министр национал-либералов Ион Брэтиану, который вел переговоры противОсманский Альянс послал Македонскому сигналы пропустить их, но префект, повинуясь официальной рекомендации Министр внутренних дел Джордж Д. Вернеску, отказался от этого и был лишен должности.[35]
По-прежнему твердо решив сделать карьеру в прессе, Македонский основал ряд неудачных журналов с патриотический контент и заголовки, такие как Вестея ("Объявление"), Дунэреа ("The Дунай "), Фульгерул («Молния»), а после 1880 г. Тарара (ан звукоподражание эквивалент "Toodoodoo").[55] Их история связана с русско-турецкой войной, в конце которой участие Румынии на стороне России привело к ее независимости.[56] Македонский оставался приверженным делу борьбы с Османской империей и примерно тридцать лет спустя заявил: «Мы не хотим Турция в Европе!"[57]
К 1879 году поэт, продолжавший критиковать Кэрол, несколько раз переходил на сторону национал-либералов и оппозиционных консерваторов.[35] В том году, когда Буджак был передан России и Северная Добруджа был интегрирован в Румынию, кабинет Брэтиану назначил его администратором Сулина Plasă и Дельта Дуная. Он ранее отказывался от контролер в Путненский уезд, полагая, что такое назначение ниже его возможностей, и потерял назначение национал-либерала в Силистра когда Южная Добруджа был предоставлен Княжество Болгарии.[35] Во время этого короткого перерыва в должности он отправился в Змеиный остров в Черное море - его признательность за место позже побудила его написать фантастический роман Thalassa, Le Calvaire de feu и стихотворение Левки.[58]
Рано Literatorul годы
В 1880-е годы в карьере Александра Македонского наступил поворотный момент. Виану отмечает, что в отношениях поэта с публикой произошли изменения: «Общество признает в нем нонконформиста. [...] Человек становится особенным; люди начинают говорить о его странностях».[59] Предполагаемое разочарование Македонского в связи с таким восприятием, отмечает Виану, могло привести его ближе к идее poète maudit, теоретизированный ранее Поль Верлен.[60] В этом контексте он нацелился на продвижение «социальной поэзии», слияние лиризм и политический милитаризм.[61] Между тем, согласно Кэлинеску, его нападки на либералов и «глупые оскорбления, которые он направил на [румынский] трон» фактически разрушили его собственные шансы на политическое продвижение.[35]
В январе 1880 года он выпустил свое самое влиятельное и долгоживущее издание: Literatorul, который также был центром его эклектичный культурный круг, а в более поздние годы местная школа символистов. В своей первой версии журнал редактировали Македонски, Бонифачу Флореску и поэт. Чт. М. Стоэнеску.[62] Вскоре после этого Флореску расстался с группой из-за разногласий с Македонским, и позже он подвергся нападкам со стороны последнего за якобы накопление академических должностей.[63] Literatorul направленный на раздражение Юнимист чувствительности из своего первого номера, когда он заявил о своей неприязни к «политическим предрассудкам в литературе».[64] Скорее всего, это был намек на взгляды Юнимист фигура Титу Майореску, что позже сопровождалось явными нападками на него и его последователей.[65] Первым успехом нового журнала стал теплый прием, который он получил от Василе Александри, поэт-романтик и иногда Юнимист которого Македонский боготворил в то время, и сотрудничество популярного мемуариста Георге Сион.[66] Другой такой фигурой был интеллектуал В. А. Уречия, которого Македонский сделал президентом Literatorul Общество.[67] В 1881 г. Министр образования Урехия пожаловала Македонскому Бене-Меренти медаль 1 степени,[68] хотя, подчеркивает Кэлинеску, поэт проработал на государственной службе всего 18 месяцев.[35] Примерно в то время Македонский якобы начал ухаживать за актрисой. Аристизза Романеску, которая отвергла его ухаживания, оставив его без энтузиазма в любовных делах и нежеланием искать женскую компанию.[69]
Параллельно с этим Македонский использовал журнал для пропаганды своего несогласия с основными Юнимист голос, Convorbiri Literare. Среди участников группы несколько человек уже пострадали от иронии Майореску: Сион, Урехия, Пантази Гика и Петру Грэдиштяну.[70] Приветствуя дебют автора, Парнасский -Неоклассик писатель и поэт Дуйлиу Замфиреску,[66] Македонский неоднократно нападал на своего главного выразителя, консервативного поэта Эминеску, утверждая, что не понимает его поэзии.[71] Тем не мение, Literatorul также был открыт для взносов некоторых Convorbiri Literare аффилированные лица (Zamfirescu, Матильда Куглер-Пони и Вероника Микл ).[72]
В ноябре 1880 года пьесы Македонского Иадэ! (Комедия «Wishbone!», Впервые напечатанная в 1882 году) и Unchiaul Sărăcie ("Бедный старик") премьера состоялась в Национальный театр Бухареста.[73] В знак одобрения правительства за этим последовало назначение Македонского на небольшую административную должность инспектором по историческим памятникам.[74] Тем не менее, обе пьесы не смогли повлиять на общественное восприятие, и к 1888 году были исключены из программы.[75] Калинеску утверждает, что, хотя Македонски позже утверждал, что всегда был беден, его работа в администрации в сочетании с другими источниками доходов обеспечивала ему безбедное существование.[76]
В 1881 году Македонский опубликовал новый сборник стихов. Названный Poezii, на его оригинальной обложке указан год «1882».[77] Снова отойдя от либерализма, Македонский попытался заставить себя принять Junimea и Майореску.[78] Поэтому он посетил Junimea сессий, и дал публичное чтение Noaptea de noiembrie («Ноябрьская ночь»), первое широко известное произведение за всю его жизнь. Ночи цикл.[79] Сообщается, что это принесло ему похвалу историка и поэта. Богдан Петрисейку Хасдеу, который хоть и анти-Юнимист, случайно оказался в зале.[80] Несмотря на слухи, согласно которым он аплодировал Македонскому, сам Майореску не был впечатлен и оставил без энтузиазма отчет об этом событии в своем личном дневнике.[81]
Против Александри и Эминеску
Открытый конфликт Македонского с Junimea началась в 1882 году, когда он вступил в разрекламированную полемику с Александри.[82] Он загорелся, когда благодаря статьям Македонского Literatorul критиковал Александри за принятие Румынская Академия призы, несмотря на то, что он был его членом,[83] и позже задействовал Сиона (чьи ответы от имени Академии высмеивал Македонский).[84] Македонский также дистанцировался от стиля Александри, опубликовав «критический анализ» его стихов в одном номере журнала. Literatorul.[85] В свою очередь, Александри унизил своего молодого соперника, изобразив его как Zoilus, прообраз клеветников, и сам образцовый поэт Гораций в пьесе 1883 года Fântâna Blanduziei.[86] Эти двое в конце концов примирились, и Македонский снова назвал Александри своим идеологическим и стилистическим предшественником.[87]
В апреле 1882 года Эминеску также ответил Македонскому в Timpul журнал, ссылаясь на неназванного поэта, который «едва оканчивает среднюю школу, приезжает в Бухарест, продавая безделушки и косметику [и входит] в литературный дилерский центр». Упрекая Македонского в нападении на Александри, Эминеску делает националист комментарий о молодом поэте, несущем «ублюдочные инстинкты тех иностранцев, которые Румынизированный только вчера », и приписывает ему« физиономию парикмахера ».[88] Через статьи Петру Ч. Миссир, Convorbiri Literare дал Poezii отрицательный отзыв, сочтенный историком литературы "недоброжелательным" Мирча Ангелеску.[89] На другом конце политического и культурного спектра Македонский столкнулся с оппозицией интеллектуалов, которых привлекали социализм, особенно Contemporanul редакторы Константин Милле и Иоан Нэдейде, с которым он вел развернутую полемику.[90]
Тем временем Македонский опубликовал свою собственную пьесу, главным героем которой был Куза и одноименное название. Куза-Водэ,[75] и завершенные переводы для Literatorul-из Морис Роллинат, которую он помог навязать в качестве основного культурного ориентира в румынском символизме, и из Греческий поэт Ахиллефс Парасхос.[91] В 1883 году он также внес свой первый зарисовка рассказа, Casa cu nr. 10 («Дом под номером 10»).[92] В начале 1883 года он женился на Ане Раллет-Слэтиняну.[93] Богатый и предположительно связанный с румынскими аристократами,[94] всего она родит ему пятерых детей: художник Алексис был старшим, за ним Никита; трое младших - два сына (Панели и Константин Македонские) и дочь Анна (также известная как Нина).[95] Несмотря на свой гетеросексуальный образ жизни, Македонский оставался признанным поклонником красоты мужского пола и, по слухам, был скрытым гомосексуалистом.[24]
В июле 1883 года Македонский предпринял одну из своих самых спорных анти-Юнимист действия. В том месяце, Literatorul опубликовал эпиграмма подписано псевдонимом Duna,[87] высмеивая безымянного автора, который потерял рассудок. Михай Эминеску, которого многие уже считали румынским народный поэт - к тому времени разработала расстройство психики которые стали известны широкой публике. С того момента Македонский обычно считался Duna, и в результате столкнулся с большой критикой как читателей, так и комментаторов.[3][24][96] Интенсивный анти-Literatorul кампания в прессе началась в августе, когда писатель Григоре Вентура опубликовал статью, осуждающую позицию Македонского (опубликованную в бухарестской газете L'Indépendance Roumaine ), Македонский отвечает в Национальном либеральном органе Românul.[97] Сообщается, что однажды вечером Македонский подвергся нападению со стороны анонимных сторонников Эминеску.[98] Его предыдущий конфликт с Нэдейде также был затронут этим возобновившимся спором: хотя он выступал против Юнимист политики, социалисты на Contemporanul выразили восхищение искусством Эминеску.[99]
В конце 1883 года Македонский и его друзья открыли Ион Георгеску статуя их наставника Болинтиняну в холле Национального театра. Обстоятельства, при которых это произошло, вызвали подозрение в нечестной игре; на этом основании его бывший друг Замфиреску высмеял Македонского в журнале România Liberă, что оставило его озлобленным.[100] Кэлинеску предполагает, что, хотя такая негативная реакция была вызвана сторонниками Македонского как признак маргинализации их наставника, Македонский выразил свое недовольство культурной средой задолго до этого момента и оставался уважаемой фигурой даже после того, как произошли инциденты.[101]
Первое пребывание в Париже и Poezia viitorului
После того, как новый кабинет Брэтиану лишил его административной должности,[102] Македонский столкнулся с финансовыми трудностями и был вынужден переехать в дом на окраине Бухареста, а позже переехал между домами на севере Бухареста.[103] По словам Кэлинеску, поэт продолжал культивировать роскошь и страстно инвестировал в декоративное искусство, хотя его источник дохода, кроме предполагаемой помощи "[европейских] правящих домов", остается загадкой.[104] Утверждая, что Македонский «всегда нуждался в деньгах» для покупки предметов роскоши, поэт Виктор Эфтимиу утверждал: «Он не уклонялся от того, чтобы посылать решительные записки властителям своего времени [...], льстить одним, угрожать другим. Он женился или просто сочетал некоторых своих учеников со стареющими и богатыми женщинами, а затем он выдавили бы свои активы ".[105]
Македонский в конце концов покинул Румынию в 1884 году, посетив Париж. По пути он проехал через Крайову, где встретил начинающего писателя. Траян Деметреску, чьи работы он уже размещал в Literatorul и который должен был стать его другом и протеже. Позже Деметреску вспоминал, что его охватила «трепетная волна», когда он впервые увидел Македонского.[106] Во Франции Македонский наладил контакты с французской литературной средой и начал сотрудничать с французским и французским языками. Франкоязычный литературные публикации, включая платформы бельгийских символистов La Wallonie и L'Élan littéraire.[107] Его сотрудничество с La Wallonie рядом Альберт Мокель Тудор Виану считает, что Александру Македонски принадлежит к первоначальной волне европейских символистов.[108] Эта адаптация к символизму также опиралась на его отмеченные Франкофилия, что, в свою очередь, дополнило его склонность к космополитизм.[24][109] Он стал противником Кэрол I, которой в 1881 г. Корона из Румынское Королевство. В дополнение к его восхищению Куза и 1848 Валашские революционеры, поэт возражал против симпатий короля к главному сопернику Франции, Германская Империя.[110] В январе 1885 года, вернувшись из путешествия, он объявил о своем уходе из общественной жизни, заявив, что немецкое влияние и его сторонники в Junimea «победил» Румынская культура,[111] и повторяя свое утверждение о том, что Эминеску не имеет ценности.[112]
В это время, Literatorul вышла из печати, хотя новые серии по-прежнему публиковались с нерегулярными интервалами до 1904 года (когда они вообще перестали публиковаться).[113] По сообщениям, журнал ненавидел общественность, в результате чего Македонски, Стоэнеску, Флореску, Урехия и педагог Ангел Деметриеску чтобы попытаться возродить его как Revista Literară («Литературное обозрение», издавалось несколько месяцев в 1885 г.).[114] Поэт попытался основать другие журналы, все они недолговечные, и в 1887 году передал в печать свои Натуралист новелла Драма банала («Банальная драма»)[115] при прохождении одного из самых почитаемых эпизодов в Ночи серии, Ноаптеа-де-Май («Майская ночь»).[116] Также в 1886 году он работал над другими своими романами-натуралистами: Зи де августа («Августовский день»), Pe drum de poștă («По следам дилижанса»), Din carnetul unui dezertor («Из записной книжки дезертира»), Între cotețe («Среди курятников») и одноименного Нику Дереану.[115]
К 1888 году он снова сочувствовал Бларембергу, чья диссидентская национал-либеральная фракция заключила союз с консерваторами. Stindardul ărei (потом Straja ărei) в качестве вспомогательного журнала.[117] Однако в конце того же года он вернулся в либеральный мейнстрим, получив еженедельную колонку в Românul газета.[118] Два года спустя он попытался перезапустить Literatorul под руководством либерального деятеля Богдан Петрисейку Хасдеу, но последний в конце концов решил основать свой Revista Nouă.[119] Около 1891 года он отдал честь Junimea'собственный разрыв с консерваторами и его вступление в политику в составе Консервативно-конституционной партии, прежде чем с энтузиазмом встретить встречу 1892 г. Юнимист агитация среди студентов вузов.[118] В 1894 году он выступал перед студенческой толпой, собравшейся на политическом митинге в Университетская площадь, и вскоре после этого заявил о себе как о поддержке дела этнические румыны и другие недопредставленные группы Австро-Венгрия.[120]
Его литературная диссертация того времени называлась Poezia viitorului («Поэзия будущего»). Авторы-символисты считались образцом для подражания.[121] в то время как Македонский лично начал сочинять то, что он называл «инструменталистскими» стихами, сочиненными на музыкальных и звукоподражательный элементы, и показывая предпочтение внутренние рифмы.[122] Такой экспериментальный подход был вскоре после пародируется и высмеивался Ионом Лукой Караджале, который к тому времени присоединился и расстался с Junimeaв его новом Moftul Român журнал.[123] Поэт стремился примириться со своим соперником, публично заявляя о том, что культурный истеблишмент несправедливо игнорирует Караджале, но эта попытка не наладила отношения между ними, и конфликт обострился еще больше.[124]
А в 1893 г. Literatorul размещенные фрагменты Thalassa в его Румынский язык версия,[125][126] автор также запустил ежедневную, Люмина ("Свет").[120] Именно на этом этапе Александр Македонский связался с Цинцинат Павелеску, известный эпиграммейстер, присоединившийся к нему в редактировании Literatorul, и с которым он стал соавтором стиха 1893 года трагедия изображающий Библейский герой Саул, и назван в его честь. Хотя демонстрируется Национальным театром со звездным актером Константин Ноттара в главной роли он не имел успеха у публики.[127] Два года спустя два Literatorul редакторы попали в заголовки газет как пионеры кататься на велосипеде. Восторженный пропагандист спорта Македонский присоединился к коллеге-поэту. Константин Кантилли на марафоне, проехав на педалях из Бухареста через границу в Австро-Венгрию, вплоть до Брашов.[128]
Конец 1890-х гг.
Македонский также вернулся с новым сборником стихов: Эксельсиор (последовательные издания 1895 и 1896 гг.),[129] и основал Лига Ортодоксэ ("Православная лига"), журнал, известный тем, что провел дебют Тудор Аргези, впоследствии один из самых известных деятелей румынской литературы.[130] Македонский похвалил своего нового протеже за то, что он достиг «вершины поэзии и искусства» в «возрасте, когда я еще бормотал стихи».[131] Лига Ортодоксэ также размещены статьи против Караджале, которые Македонский подписал псевдонимом Саллюстиу ("Саллюстий ").[132] Журнал был дополнительным доказательством возврата Македонского к консерватизму и в значительной степени посвящен защите дела Румынский православный митрополит Геннадий, свергнутый Румынский синод после политического скандала. Он защищал Геннадия до тех пор, пока он не решил уйти в отставку, и впоследствии прекратил свое существование.[133] Македонский был шокирован, заметив, что Геннадий отказался от собственной защиты.[134]
В 1895 году его Casa cu nr. 10 был переведен на французский язык Journal des Débats, чьи редакторы якобы нашли это живописный.[115] Два года спустя сам Македонский опубликовал французские переводы своих ранних стихов под названием Бронзы, том, предваряемый его учеником, критиком и покровителем Александру Богдан-Питешти.[135] Хотя он был положительно оценен Mercure de France журнал[136] Бронзы был в значительной степени незамечен французской аудиторией, факт, который Тюдор Виану приписывает недостаточной квалификации Богдана-Питешти для культурной миссии, которую ему доверил Македонский.[137] К тому времени его круг стал регулярно посещаться другом и сотрудником Богдан-Питешти, знаменитым художником. Штефан Лучиан, который был в символисте и Искусство модерн этап его карьеры.[138]
К 1898 году Македонский снова столкнулся с финансовыми трудностями, и его сотрудники прибегли к организации сборщик средств в его честь.[139] Его неприятие православного истеблишмента было задокументировано его политическим трактатом, опубликованным в том же году как Falimentul clerului ortodox.[134] С того времени до 1900 года он сосредоточился на исследовании эзотерический, оккультизм и псевдонаучный предметы.[140] Траян Деметреску, который записал свои визиты к Македонскому, вспомнил, что его бывший наставник выступал против его позитивист взяться за науку, утверждая, что объясняет работу Вселенной «по-другому», с помощью «воображения», но также проявляя интерес к Камилла Фламмарион с астрономия исследования.[141] Македонский был полон решимости интерпретировать смерть через парапсихологический означает, и в 1900 году на конференции в Атенеуме по этому поводу Sufletul și viața viitoare («Душа и грядущая жизнь»).[142] Фокус его видения заключался в том, что человек может добровольно предотвратить смерть с помощью слов и жестов, концепция, которую он развил в своих более поздних статьях.[143] В одном из таких произведений Македонский утверждал: «Человек обладает силой [...] уплотнять энергетические потоки, известные как мысли, до такой степени, что он превращает их, согласно своей собственной воле, в объекты или существа, несущие душу».[144] Он также попытался построить машину для пожаротушения. дымоходы.[145] Позже Никита Македонский зарегистрировал изобретение перламутр -обработанная бумага, которую иногда приписывают отцу.[105][146]
Caion скандал и изгнание
Несколько выпусков Literatorul напечатанных в 1899-1900 гг., к кружку присоединился молодой поэт-символист Штефан Петичэ.[139] В 1902 г. он опубликовал Cartea de aur («Золотая книга»), включая его зарисовки рассказов и повести. Параллельно Македонски вернулся на публичную сцену, основав Forța Morală журнал. Именно через это место он начал отвечать на более ранние атаки Иона Луки Караджале.[147] Он сделал это, разместив статьи начинающего журналиста. Константин Ал. Ионеску-Кайон, который обвинил Караджале в том, что плагиат а Венгерский автор по имени Кемени в трагедии Năpasta. Кемени, как оказалось, не существовало.[148] По словам Виану, Македонский не знал заранее о мошенничестве, но был также «ослеплен» своим негодованием вместо того, чтобы продемонстрировать «проницательность», и даже продемонстрировал доказательства «безумия».[149] Большинство статей Македонского, написанных против Караджале, были без подписи или подписаны псевдонимами, например Luciliu ("Гай Луцилий ").[150]
Как и в случае конфликта Эминеску с Македонским, эта полемика вызвала негативную реакцию общественности.[151] Сподвижник поэта Чт. М. Стоэнеску убедил себя, что Караджале подставляют, и отказался позволить Revista Literară использоваться для поддержки Каиона, из-за чего Македонский избегал его.[152] Македонский отказался отозвать свою поддержку дела даже после того, как Караджале подал в суд на Кайон, но Forța Morală вскоре вышла из печати.[153] До этого в журнале были размещены некоторые из самых известных стихотворений Македонского, в том числе Левки и Noaptea decemvrie («Декабрьская ночь»),[154] вместе со статьей о Реми де Гурмон мысли о поэтика.[155]
В статье 1903 г. Распространение оккультизма. Orientări ulterioare spre teozofie și filozofie socială («К оккультизму. Теософия и Социальная философия "), поэт задумал сделать свой интерес к эзотерическим предметам основой нового литературного движения.[156] В том же году поэт Джордж Баковия начал посещать литературный кружок и прочитал свой знаменитый Отвес стихотворение, приветствуемое Македонским с лестной эпиграммой.[157] Серия недолговечных периодических изданий Македонского возобновилась в 1905 году, когда он основал Le Beau Danube Bleu (По-французски "Прекрасный Голубой Дунай") и Liga Conservatoare («Консервативная лига»).[158] Он добился большего успеха в 1906 году, когда его Thalassa был опубликован, как Le Calvaire de feu, к Эдвард Сансот Парижское издательство.[126][159] Это последовало за интенсивной саморекламой во французской литературной среде, а также за рекламой во французской прессе.[24][160] Частично это было связано с тем, что Македонский отправил свою книгу на рецензию. Эмиль Фаге, Жан Мунэ-Сюлли, Жозефин Пеладан, Пьер Кийяр и Жан Ришпен, который ответил, что Виану считает "вежливостью обстоятельств".[161] Тем не менее, сборник получил положительные отзывы престижных журналов. Mercure de France и Гил Блас.[162]
Также в 1906 г. La Revue Musicale опубликовал свое интервью с Комбарье, в котором последний стремился проверить предполагаемую связь между литературным вдохновением и музыкальной чувствительностью.[163] К 1907 году он сосредоточился на экспериментах по физике и, в конце концов, опубликовал свое заявление о том, что обнаружил, что свет не проходит через вакуум.[164] Он отправил доклад по астрономии на рассмотрение в Société Astronomique de France, членом которой он впоследствии стал.[157] В том же году он разработал план мировое правительство, заявив, что он нашел сочувствие делу во всей Европе.[145] Македонский также представился Италофон публично, когда двое его сонеты были опубликованы Поэзия, журнал Футурист теоретик Филиппо Томмазо Маринетти.[165]
Между 1910 и 1912 годами Македонский снова был в Париже.[166] Стремясь уйти от общественной жизни Румынии из-за того, что он считал несправедливостью,[167] к тому времени он закончил работу над французским трагикомедия Ле Фу? («Безумец?»), Которая была опубликована только после его смерти.[24][168] Он активно стремился укрепить свою репутацию в Французский театр, читая свою новую пьесу в кругу, в который входили Луи де Гонзаг Фрик и Флориан-Парментье, а дома в газетах ходили слухи о том, что его постановку собирается поставить Сара Бернхардт компания.[169] Его усилия были в значительной степени бесплодны, и в сопровождении своего сына Алексиса поэт покинул Францию, провел некоторое время в Италии и в конце концов вернулся в Румынию.[170] Проходя через Германская Империя, он узнал о внезапной смерти Иона Луки Караджале и написал Адевэрул ежедневно Открой письмо, что показало, что он пришел пересмотреть свою позицию, в частности сравнив стиль и наследие умершего автора со стилем и наследием Марк Твен.[171]
Во время отсутствия Македонского его стиль и работа были оценены более положительно, в частности, молодыми авторами. И. Драгослав, Хория Фуртуна, Ион Пиллат, Анастаси Мандру, Al. Т. Стаматиад, а также по почтеЮнимист критик Михаил Драгомиреску, который устроил Македонскому хороший прием в его Convorbiri Critice журнал.[172] Тудор Виану, который цитирует современные заявления Драгослава, заключает, что по прибытии Македонский был с энтузиазмом встречен публикой, которая скучала по нему.[170] Также в 1912 году одно из его стихотворений было опубликовано как дань уважения Симболул, журнал молодых и радикальных символистов Тристан Цара, Ион Винея и Марсель Янко.[173] Примерно в то же время Македонский также сотрудничал с Яссы на базе журнала умеренных символистов Versuri și Proză.[174] Тем не менее полемика вокруг его дела продолжалась: в конце 1912 года в рамках адаптации Национального театра Альфонс Доде с Сафо, актер Казимир Белкот заимствовал у Македонского внешность и манеры, чтобы изобразить неудачу.[175]
Возвращение и годы Первой мировой войны
Македонский и его протеже стали постоянными посетителями бухарестских кафе. Постоянно зарезервированный для него столик в отеле Империал. Кюблер Кофейня,[3][176] Позже он присутствовал в двух других подобных заведениях: High-Life[3][177] и Тераса Отетелечану.[178] Говорят, что он проводил часть своего времени в Кюблере, громко насмехаясь над традиционалистскими поэтами, собравшимися за противоположным столом.[179] Между тем литературный клуб поэта, открывшийся в его доме в г. Доробаньцы квартал, стал напоминать мистический круг, которым он руководил. Виану, посетивший поэта вместе с Пиллатом, сравнивает эту атмосферу с атмосферой, созданной другими «мистиками и магами поэзии» (приводя в качестве примеров Жозефин Пеладан, Луи-Николя Менар, Стефан Малларме и Стефан Джордж ).[167] Зал, где проводились сеансы, освещался только свечами, а столы были покрыты красной тканью.[3][180] Сам Македонский восседал на троне, спроектированном Алексеем, и принял доминирующую позу.[3][181] Очевидная секретность и обряды посвящения исполненные на новых участниках были предположительно вдохновлены Розенкрейцерство и Масонство.[182] К тому времени Македонский награждал стихи своих последователей ложными драгоценные камни.[183]
Поэт основал Revista Critică («Критический обзор»), который снова закрылся через короткое время, и выпустил сборник стихов Флори сакре («Священные цветы»).[184] Группируя его Forța Morală стихов и старых произведений, он был посвящен новому поколению его последователей, которых в предисловии Македонского назвал «новой Румынией».[185] Он продолжал надеяться, что Ле Фу? должен был быть поставлен во Франции, особенно после того, как он получил поддержку в виде статей в Mercure de France и Journal des Débats, но столкнулся с безразличием широкой публики.[175] В 1914 г. Thalassa был опубликован в не окончательной версии Константин Бану журнал Flacăra,[126][186] который стремился возродить общий интерес к его работе.[187] На Французский Красный Крест конференции в сентябре, Македонский выразил свою последнюю публичную дань уважения Франции, которая только что запуталась в Первая Мировая Война.[188] Также в 1914 году Македонский заказал для печати свой первый рондели и закончил работу над трагедией, пьесой о эпоха Возрождения поэт Данте Алигери -известный как La Mort de Dante в своем французском оригинале и Моартеа луй Данте во вторичной румынской версии (оба означают «Смерть Данте»).[189] К тому времени стареющий поэт наладил связи с местное искусство: вместе с художником Александру Северин, он создал (и, вероятно, председательствовал) Ченаклул идеалист ("The Идеалист Club »), в который входили художники-символисты и находился под почетным патронатом короля Кароля.[190]
1916 был также годом, когда Румыния отказалась от своего нейтралитета и под властью национал-либерального правительства объединилась с Державы Антанты. В период нейтралитета Македонский отказался от франкофилии на протяжении всей жизни и присоединился к Германофилы, которые хотели увидеть участие Румынии на Центральные державы ' сторона.[3][191] В 1915 году он выпустил журнал Cuvântul Meu ("Мое слово"). Полностью написано им,[192] он опубликовал десять выпусков подряд, прежде чем обанкротиться, и особенно резко критиковал Францию за то, что она "буржуазный »и« заполненный адвокатом », требующий от Румынии не вмешиваться в конфликт.[193] Комментаторы и исследователи его работы заявили, что озадачены этой сменой верности.[194]
Македонский еще больше оттолкнул общественное мнение во время Румынская кампания, когда армии Центральных держав вошли в южную Румынию и оккупированный Бухарест. Алексис был призван в армию и стал военным художником,[195] но Македонский-старший, получивший формальную защиту от Римско-католическая архиепископия Бухареста,[196] предпочли остаться, пока власти и многие простые граждане переехали в Яссы, где сопротивление все еще продолжалось. Его позиция была интерпретирована как коллаборационизм его критики. Однако, как сообщается, Македонский на протяжении всей оккупации сталкивался с крайней нищетой.[3][197] К тому времени начав посещать кружок Александру Богдан-Питешти, его промоутер и товарищ-германофил, он однажды был вознагражден последним индейкой, наполненной золотыми монетами.[198]
Поздняя полемика, болезнь и смерть
Literatorul возобновил печать в июне 1918 г., когда Румыния капитулировала перед Центральными державами в Бухарестский договор.[199] Вскоре после этого произошел спорный инцидент, когда, вопреки совету своего друга и сотрудника Стаматиада, Македонский подписал Literatorul статья, где немецкий военный администратор Август фон Макензен, который собирался вывести свои войска из Румынии, был представлен в положительном свете.[200] Таким образом, который историк считает «чрезмерным» Люциан Бойя, румынский писатель воздавал должное не только Макензену, но и косвенно Немецкий император Вильгельм II и Reichsheer.[201] Вскоре после прочтения произведения Румынская Академия член и поддерживающий промоутер символистов Овидий Денсусиану отозвал свою кандидатуру Македонского на место в Академии.[202] Летом Македонский также присоединился к группе общественных деятелей, приветствовавших высокопоставленного германофила-консерватора. Петре П. Карп (считая Карпа «ветераном характера, честности и румынства»), и в сентябре присоединился к Иоан Славич и Gala Galaction в качестве автора журнала занятий Rumänien in Wort und Bild, где он пророчествовал антифранцузский «политический ренессанс» Румынии.[203]
Александру Македонски столкнулся с проблемами после того, как румынское правительство восстановило контроль над Бухарестом, и в первые годы Великая Румыния. То, что последовало за статьей Макензена, утверждает Виану, принадлежало Македонскому. Bellum Contra omnes («война против всех»).[202] Однако поэт старался приспособиться к триумфальному возвращению яссинских властей: в декабре 1918 г. Literatorul отпраздновал расширение румынского владычества "от Тиса к Днестр "как успех национал-либералов, отдавая дань уважения политическим лидерам франкофилов Ион И. К. Брэтиану и Возьмите Ионеску.[204] Македонский также предусматривал участие в 1918 выборы за место в новом Парламент (который должен был проголосовать за документ, заменяющий Конституция 1866 г. как органический закон), но так и не зарегистрировал свою кандидатуру.[205] По словам Виану, он намеревался создать шутка политическая партия, "интеллектуальная группа", другим участником которой был его неназванный знакомый из кофейни.[206] Literatorul был возрожден в последний раз в 1919 году.[192]
Его здоровье ухудшилось от сердечное заболевание, который Виану описывает как результат постоянного курения.[207] На этом этапе, вспоминает Виану, Македонски также не мог смириться со своим возрастом.[208] Его последним антумным произведением была брошюра Захерлина (назван в честь румынской версии "Захерлин "; также известный как Зачерлина или же Захерлина в продолжении, "Zacherlin Contd."), Завершенная в 1919 году и опубликованная в следующем году.[209] В частности, он атаковал Денсусиану, который стал личным врагом Македонского.[192] Некоторые другие полемические тексты, которые он написал в конце жизни, были напечатаны только после его смерти под заголовком Mustrări postume către o generație neînțelegătoare («Посмертные выговоры тупому поколению»).[3]
1920 год был также годом, когда Народная партия Кабинет министров попытался отстранить его от работы в Комиссии по историческим памятникам, но разрекламированный протест соратников Македонского в Бухаресте заставил его пересмотреть.[202] Прикованный к своему дому болезнью и старостью, Македонский все еще писал стихи, некоторые из которых позже стали известны как его стихи. Ultima verba ("Последние слова").[210] Писатель скончался 24 ноября в три часа дня.[211] Пристрастившись к цветочным ароматам, он в последние часы вдыхал экстракт лепестков розы.[26][212] Похоронен в Бухаресте. Беллу.[3]
Работа
Общие характеристики
Хотя Александру Македонский часто менял свой стиль и взгляды на литературные вопросы, в его творчестве прослеживается ряд констант. Таким образом, распространено мнение, что его литература имела ярко выраженный визуальный аспект, и это понятие было сжато в Цинцинат Павелеску Определение Македонского: «Поэт, следовательно, художник; художник, следовательно, поэт».[213] Траян Деметреску тоже вспомнил, что его наставник мечтал стать визуальным художником и в конце концов решил превратить в него своего сына Алексиса.[213] Такой живописный подход к письму создал параллели между Македонским и его современниками-традиционалистами. Василе Александри и Барбу Штефэнеску Делавранча.[214]
Следуя принципам Димитри Болинтиняну и Теофиль Готье писатель неоднократно призывал к чистоте в стихосложение, и поддержал это как важное требование,[215] постепенно пытаясь проверить качество своей поэзии через фонэстетика.[216] Характерной чертой стиля Македонского является его изобретательное использование румынский. Первоначально под влиянием Ион Гелиаде Радлеску введение итальянских слов в Румынская лексика, Сам Македонский позже наполнил поэтический язык большим количеством неологизмов из нескольких Романтика источники.[217] Точно так же, отмечает Виану, Македонский имел склонность сравнивать природу с искусственным, в результате чего это был «документ» его ценностей.[218] В языке Македонского неологизмы чередовались с варварства, многие из которых были придуманы им лично.[219] Они включают ключица ("ключичный ", прикладываемая к плечу), împălăriată ("enhatted", используется для обозначения толпы туристов в шляпах),[220] и урейхи (вместо уречий, «к уху» или «к уху»).[221] Тем не менее, в его рассказах есть интерес к записи прямой речи, используемой в качестве метода характеристики.[222] Однако Кэлинеску критикует Македонского за использование языка, который, «хотя грамматически правильный [...], кажется, был изучен только недавно», а также за то, что он не последовал примеру других румынских писателей в создании прочного поэтического стиля.[221]
Вера писателя в эффект чистой силы воли, особенно присутствующая в его комментариях к эзотерический предметы, сама по себе определяющая характеристика его взглядов на литературу. В 1882 году он писал о развитии своей карьеры: «Все мы поэты от рождения, но поэтами станут только те, кто формируется в процессе учебы».[223] Виану, который отмечает «исключительность» и «фанатизм» Македонского, связывает такие заявления с личными амбициями, «гордостью» и «готовностью Македонского к предпринятию рискованных действий [...], выражая несогласие со всем окружением и с презрение к предсказуемой реакции ".[224]
Почти все периоды творчества Македонского полностью или частично отражают его публичную личность и полемику, в которую он был вовлечен. Джордж Кэлинеску выносит вердикт о связи между его пожизненной известностью и фактическим осознанием общественностью его работы: «Македонский [был ] поэт, известный как неизвестный поэт ».[112] По мнению литературного критика Матей Кэлинеску, инновационные аспекты его влияния на Румынская литература были связаны не столько с его «литературной идеологией», сколько с его «противоречивым духом» и «сущностным нонконформизмом».[156] Однако литературовед Адриан Марино предполагает, что Македонский был одним из первых современных авторов, продемонстрировавших важность "диалектика единство »через его взгляды на искусство, в частности, доказывая, что поэзией должна руководить« идея ».[225] Теоретически однажды, задавая вопросы Юнимист строгости, что "логика поэзии абсурд сам [курсив в оригинале] »,[226] поэт также сказал: «Поэзия - это хаос духа и материи, криков горя и безумного смеха. От возвышенного до тривиального - вот каким оно должно быть».[227] Позже он пересмотрел часть этого приговора и, недвусмысленно заявив о принятии эстетизм, выступал против банальных тем и за возвышенное.[228]
Хотя Македонский также отказался от концепции «социальной поэзии» вскоре после ее постулирования, ее дух, по мнению Тудора Виану, все еще можно найти в его более поздних работах. Это, как отмечает критик, было связано с его «социальным темпераментом», «фундаментальным опытом которого является опыт социального».[229] Обсуждая этого общительного и экстравертного персонажа, другие критики усматривают в жизни и творчестве поэта отпечаток "донкихотизм ".[230][231] Также, по словам Виану, это контрастировало с неудачами Македонского в общении с общественностью, опытом, который заставил его "человеконенавистнический "и способствовал его окончательному видению смерти как свободы.[232] Историк литературы Помпилиу Константинеску заключил: «Македонский не мог уйти в отставку; его единственное мученичество было за искусство, как единственное освобождение от мучительной жизни».[233] Другие комментаторы определили взгляд поэта на жизнь как результат:невроз ".[228]
С точки зрения Виану, в позиции Македонского преобладает смесь ностальгия, чувственность мрачно-гротескные образы и «отсутствие застенчивости в отношении антиобщественных настроений», что дополняет его сарказм.[234] В отношении последней характеристики Виану отмечает, что «никто в румынской литературе не смеялся так же, как Македонский»,[235] тогда как критик Штефан Казимир утверждает: «[Македонскому] не хватало чувства относительности в принципах и неявно чувства юмора». Казимир добавляет: «Только когда он постарел, [Македонский] научился улыбаться».[236] Сам Джордж Кэлинеску считает, что Македонский был «по сути духовным человеком с большим количеством юмора», предполагая, что он смог увидеть «бесполезность» своих собственных научных начинаний.[145]
Критики отмечают, что, хотя Македонский переходил от одной стадии к другой, его работа колебалась между художественными достижениями и посредственностью.[237] Тюдор Виану считает, что «неудача в достижении оригинальности» и опора на «безвкусные традиционные атрибуты дня» особенно очевидны везде, где Македонский пытался подражать эпическая поэзия.[238] Он также отмечает, что работы Македонского на тему любви «не могут быть включены в число [его] самых удачных».[239] В своих лучших проявлениях, отмечают комментаторы, он был одним из классиков румынской литературы.[24][240] Таким образом, Македонский воспринимается как автор, второй после Эминеску, и как его идеальный двойник - отношение, которое Виану описывает как «внутреннее дуализм [противостоять] двум знакомые боги ".[241] Различные критики сравнили поэтический дискурс Эминеску с дискурсом лидера символистов, заключив, что два поэта часто демонстрируют очень похожие взгляды.[24][242] Кэлинеску пишет, что, хотя работа Македонского во многом уступает работе его Юнимист соперника, он формирует лучший «ответ», когда-либо задуманный в их общей среде.[243]
Prima Verba и другие ранние работы
С Ион Катина, Василе Паун и Григоре Х. Грандеа, молодой Македонский принадлежал к позднему румынскому Романтизм, часть Неоромантический поколение, которое имело наставниками Хелиаде Рэдлеску и Болинтиняну.[24][244] Другие ранние влияния были Пьер-Жан де Беранже и Готфрид Август Бюргер, вместе с Румынский фольклор, мотивы из них были адаптированы Македонским в пасторали и баллады ок. 1870–1880 гг.[245] Отпечаток романтизма и других подобных источников был очевиден в Prima Verba, в котором собраны произведения, написанные Македонским в ранней юности, причем самая ранняя из них была написана, когда ему было всего двенадцать.[246] Критики обычно утверждают, что объем не имеет ценности.[247] Стихи отображают его бунтарский настрой, самовиктимизация и сильная опора на автобиографические элементы, сосредоточенные на таких эпизодах, как смерть его отца.[246] В одном произведении, вдохновленном идеологией Гелиаде Рэдлеску, отмечает Виану, Македонский поет " французская революция любовь к свободе и равенству, иначе провозглашенная с точки зрения его дворянина ».[248] Он гласит:
Când acum poporul vedem că studiază | Теперь, когда мы видим, как люди изучают |
Параллельно Македонский использовал эротические темы, завершая серию, написанную по образцу идиллий, но отличающуюся грубыми подробностями сексуальных подвигов. Поэт, вероятно, признал, что потомки отвергнут их, и не переиздавал их ни в одном из своих сборников стихов.[239]
Во время его пребывания в Oltul (1873–1875) Македонский опубликовал серию стихотворений, большинство из которых не вошли в окончательные издания его сочинений.[249] В добавление к оды написано в итальянской версии румынский, он включает тексты, высмеивающие Кэрол I не упоминая его имени.[47] После ареста Македонский также завершил Celula mea de la Văcărești («Моя камера в Вэцэрешти»), где показана его попытка пошутить над ситуацией.[46] В отличие от этой серии, некоторые произведения, написанные во времена Македонского в Буджак и Северная Добруджа показать отстраненность от современных тем. На этом этапе его особенно вдохновляли Лорд байрон, которого Виану называет «суверенным поэтом молодости [Македонского]».[52] В Calul arabului, Македонски исследует экзотика и Левантийский настройки, используя символы, которые объявляют Джордж Кобук с Эль-Зораб,[56][57] и Венецианский -тематический Итало, в котором рассказывается об эпизодах предательства и убийства.[52] Другие были эпическими и патриотический в тон, с такими темами, как румынские победы в Русско-турецкая война или Императорский римский сайты вдоль Дунай.[250] Одна из этих пьес под названием Хинов после деревни и каменного карьера в Расова, дает Македонскому право быть первым современным европейским поэтом, который использовал свободный стих, впереди французского символиста Гюстав Кан.[251] Позже сам Македонский высказал претензии и назвал такую технику «симфонический стих», «протеический стих» или, в честь композитора, Рихард Вагнер, "Вагнеровские стихи".[252]
При редактировании OltulМакедонский также завершил свои первые прозаические произведения. Это были туристический счет Помпея și Sorento («Помпея и Соренто», 1874 г.) и рассказ на тюремную тематику, описанный Виану как «слезоточивый», озаглавленный Câinele din Văcărești («Собака в Вэцэрешти», 1875 г.).[253] Позже они были дополнены другими путевыми работами, которые критикуют Михай Замфир похожи на словесные эксперименты Импрессионистская литература, первопроходец в румынском прозаическая поэзия жанр.[24] Короткометражная комедия Гемении была его дебютной работой на сцене, но, по словам Виану, не продемонстрировала никаких достоинств, кроме «логической конструкции» и предварительного просмотра сарказма Македонски.[42] За этими сочинениями в 1876 г. последовала краткая биография Cârjaliul, начало 19 века хайдук.[254] В соответствии со своими первыми стихотворениями на тему Леванта, Македонский написал рассказ 1877 года. Așa se fac banii («Вот как делают деньги», позже пересказанное по-французски как Комментарий к devient riche et puissant, «Как стать богатым и сильным»), а басня из фатализм и Мусульманский мир - он имел дело с двумя братьями, одним трудолюбивым и одним ленивым, последний зарабатывает свои деньги через серию счастливых событий.[255] Точно так же его стихотворная комедия Иадэ! заимствовал свою тему из широко распространенного собрания Персидская литература известный как Синдипа.[57][256] Однако обстановка была современной, и, как заметил французский критик, Фредерик Даме, сюжет также многое позаимствовал у Эмиль Ожье с Габриэль и от других моральные пьесы периода.[256] Часть текста была иронической трактовкой молодежи в свободные профессии, позиция, которую Македонский вписал в свою зарождающуюся анти-буржуазный дискурс.[257]
С первыми стихами в его Ночи цикла, Македонский все еще демонстрировал свою приверженность романтизму, и в частности Альфонс де Ламартин,[239] и предполагаемый изобретатель этой темы, Альфред де Мюссе.[24][258] Noaptea de noiembrie начинается с жестокого осуждения своих противников и видит Македонского, изображающего его собственные похороны.[259] Поэму хвалил Кэлинеску, который отмечает, что, в отличие от «очевидно тривиального начала», основная часть, где Македонский изображает себя в полете над Дунай приближает румынского писателя к достижениям Данте Алигери.[260] Сам писатель утверждал, что произведение свидетельствует о «величайшем вдохновении, которое я когда-либо испытывал в своей жизни».[261] Еще одно стихотворение, Noaptea de aprilie («Апрельская ночь»), вероятно, было его свидетельством безответная любовь за Аристизза Романеску.[262]
Реализм и натурализм
К 1880-м годам Македонский разработал и применил свою теорию «социальной поэзии» в качестве ответвления Реализм. Объясненный самим писателем как реакция на наследие Ламартина,[263] это также означало его краткую принадлежность к Натуралист Нынешний, радикальный сегмент реалистического движения. Траян Деметреску таким образом отмечалось, что Македонский дорожил работами французских натуралистов и реалистов, таких как Гюстав Флобер и Эмиль Золя.[264] На этом этапе Македонский выразил свое сочувствие обездоленным, от девочек, вынужденных заниматься проституцией, до осужденных, приговоренных к исправительные работы на соляных копях, а также выступил против условности гражданские браки.[265] Его Окнеле («Соляные копи») включает приговор:
Вай! Ce-am Conveit cu toții a numi soțietate | Увы! То, что мы все согласились считать обществом |
Натуралистическое изображение также было основным элементом его прозы начала 1880-х годов. Среди них был первый из нескольких зарисовки рассказов с помощью натюрморт техники, Casa cu nr. 10[267] (по словам Замфира, первоклассный образец «орнаментального» жанра Македонского).[24] С Între cotețe, Драма банала и позже Cometa lui Odorescu («Комета Одореску») Македонский рассказывает о своей биографии.[268] В первом есть главный герой Панделе Вергеа, тридцатипятилетний мужчина, которого поглощает птицеводство одержимость, мечтающая превратиться в птицу и в конце концов искалеченная переполненными птицами.[269] Напротив, Дереану - богемный студент университета, одержимый мечтами о военной и политической славе, который размышляет о своем будущем перед статуей Гелиаде Радлеску или в кафе Бухареста.[270] Одореску, тоже богемный, объявляет о своем открытии кометы, прежде чем его тетя, обычная женщина, доказывает, что это не так.[271] Некоторые части также можно использовать как воспоминания: в Драма банала, сюжет вращается вокруг воспоминаний Македонского о плебисците 1866 года.[22] Виану обращает внимание на живописный изображение исторический Бухарест, вносящий вклад в Комета ..., Casa cu nr. 10 и Între cotețe.[272]
С Unchiaul Sărăcie (также написано в стихах) Македонский применил принципы натуралистов в области драмы. Фредерик Даме считал, что это имитация пьесы Эрнест д'Эрвилли и Альфред Гревен, но, как утверждает Виану, румынский текст лишь частично основан на их тексте: в адаптации Македонского тема стала сказка -like, и использовал стиль речи, основанный на Румынский фольклор.[273] Примерно во время его завершения Македонский также работал над такой же свободной адаптацией Уильям Шекспир с Ромео и Джульетта, в котором два главных героя умерли в объятиях друг друга.[274] Еще одна такая игра 3 декабря («3 декабря»), который частично пересказывает Фридрих Людвиг Захариас Вернер с Der 24 февраля используя устройства Naturalist.[275] Напротив, игра с данью уважения Куза-Водэ в основном романтическое произведение, где Александр Джон Куза находит свою политическую миссию подтвержденной легендарными фигурами в Румынская история.[75]
Параллельно с этим Македонский использовал поэзию для своей полемики. В 1884 г. эпиграмма, он выступил против Александри Fântâna Blanduziei, но, по определению Виану, «его обычная едкость кажется сдержанной».[87] Статья, которую он ранее написал, предположительно против Эминеску, возмутила публику, высмеивая душевную гибель соперника:
Un X ... претинс поэт - acum | X ... который называет себя поэтом - теперь |
По словам Тудора Виану, Македонский был главным образом мотивирован его разочарованием в Junimeaи, в частности, реакцией Эминеску на его публичную личность. Виану утверждает, что, хотя Македонский «никогда не был знаком с покорным и терпеливым отношением», он «ни в коем случае не был злым человеком».[277] Однажды поэт защитился от критики, отметив, что эпиграмма не была адресована конкретно Эминеску, а была названа таковой в прессе, и заявил, что написал ее за много лет до ее появления. Literatorul версия.[278] Однако более поздняя часть Viața de apoi («Загробная жизнь») все еще демонстрирует негодование, которое он питал к Эминеску.[279]
К 1880–1884 гг., Особенно после скандала с Эминеску, Македонский задумал отдать приоритет французскому языку выражения.[280] По словам Виану, Македонский прошел «низшую точку» своего существования и был подвержен «одной из самых деликатных тайн поэтического творчества».[116] Среди его произведений этого периода - франкоязычная сонет Pârle, il me dit alors («Говори, потом он сказал мне»), где, как отмечает Виану, «обнаруживается душевное состояние поэта, решившего эмигрировать».[106]
Утверждение символизма
По словам Михая Замфира, в конце своего перехода от «миметического и эгоцентрического» стиха к поэзии символистов Македонский превратился в «замечательного, часто неординарного» автора.[24] В начале 20 века соратник поэт и критик Н. Давидеску описал Македонский, Ион Минулеску и других символистов из Валахия в отличие от их Молдавский аналоги как по стилю, так и по тематике.[281] Поддерживая теорию и практику символизма на протяжении большей части своей жизни, Македонский ретроспективно утверждал, что был одним из первых ее представителей.[282] Его версия символизма, критик Пол Серна отмечает, что противоречило тому, за которое выступали многие из его современников, в том, что оно отвергало заслуги перед Декадентское движение, и представлял собой «декоративный» эстетист тенденция Паранаський дух внутри Румынский символистский ток.[283]
В Poezia viitoruluiМакедонский привел в качестве своих моделей следование некоторым важным или второстепенным символам и парнасским фигурам: Шарль Бодлер, Жозефин Пеладан, Морис Метерлинк, Стефан Малларме и Жан Мореас.[284] В своем обзоре Бронзы за Mercure de France, Пьер Кийяр отметил «безупречный» прием, но раскритиковал поэта за то, что тот слишком обязан как Бодлеру, так и Леконт де Лиль;[139] другие фигуры символистов, у которых, как известно, Македонский заимствовал Хосе Мария де Эредиа[285] и Иван Гилкин.[286] Во время этого перехода лингвист Мануэла-Делия Сучиу утверждает, что это в основном парнасская фаза,[287] Македонский все еще ссылался на натурализм и считал его совместимым с символизмом.[288]
С принятием таких принципов последовала череда стихотворений символистов, в которых основное внимание уделяется тщательно наблюдаемым объектам, обычно предметам роскоши, частично отражающим темы, которые он исследовал на стадии натуралистов. Комментируя их, Тудор Виану утверждает, что до этого момента в румынской литературе не было таких произведений.[289] В его Ospățul lui Pentaur ("Праздник Пентавр "), поэт размышлял о самой цивилизации, отраженной в неодушевленном богатстве.[24][289] Мотив также получил развитие в отрывках описательной прозы, позже сгруппированных в Cartea de aurпод общим названием nuvele fără oameni («повести без людей») и сравнил Кэлинеску с картинами Теодор Аман.[290]
Также на этом этапе Македонский исследовал многочисленные связи между символизмом, мистика и эзотеризм. Более ранние работы уже пришли исследовать жуткий темы, характерные для раннего направления символизма. Под влиянием Морис Роллинат, они включают мрачные Vaporul morții («Корабль смерти») и Visul фатальный («Роковой сон»).[291] Точно так же произведение под названием Имнул луй Сатана ("Гимн Сатаны") был помещен критиками в связи с Les Litanies de Satan (часть Бодлера Les Fleurs du mal ), но, как утверждает Виану, источником сатанинских тем Македонского могло быть его собственное видение мира.[292] Этот интерес также отражен в его 1893 г. Саул, куда Цинцинат Павелеску вклад якобы минимальный.[293] Вторя сатанинским темам, Эрнест Легуве драматическая версия Медея миф (который Македонский перевел в какой-то момент своей жизни)[294] и классические работы Жан Расин,[24] он показывает темные силы политического конфликта, вмешивающиеся между одноименным королем и его эфеб -подобный протеже Дэйвид, последний из которых оказывается агентом духовной революции.[295]
Ноаптеа августа («Августовская ночь»), очерчивает монистический вера, вероятно, вдохновлена Розенкрейцерство, подчеркивая единство души и материи и изображая собственное путешествие Македонского в трансцендентное пространство.[296] По примеру Бодлера Les paradis artificiels, но также повторяя его показания из Поль Верлен и Теофиль Готье, Македонский оставил стихи, посвященные наркотики и злоупотребление алкоголем или наркотиками, по крайней мере, некоторые из них отражали его личный опыт работы с никотин и, возможно, другие неназванные наркотики.[26] Также на этом этапе Македонский начал издавать «инструменталистский» цикл своих стихотворений-символистов. Эта форма экспериментальная поэма находился под влиянием теорий Рене Гиль[297] и проверено через его встречу с Реми де Гурмон взгляды.[298] Параллельно это подтвердило личное мнение Македонского о том, что музыка и устное слово были тесно связаны (точка зрения, в частности, подтверждена его интервью 1906 г. Жюль Комбарьё ).[38] Румынский критик Петре Рэйляну предположил, что такие элементы свидетельствуют о переходе Македонского к "металитература ".[228] На другом уровне они отозвались эхом более старого влияния, Готфрид Август Бюргер.[285]
Эксельсиор
Несмотря на то, что он заявил о своем интересе к инновациям, Македонский в целом проявлял более традиционный стиль Эксельсиор объем. Он включал Ноаптеа-де-Май, который Виану считает "одним из самых красивых стихотворений [народного языка]"[116] и как свидетельство «чистой радости, без всяких мучений».[299] Праздник весны, отчасти напоминающий фольклорные темы, стал известен благодаря повторяющимся припев, Veniți: privighetoarea cântă și liliacul e-nflorit («Пойдемте: соловей поет, а сирень цветет»).[300] Нравиться Ноаптеа-де-Май, Левки (назван в честь и посвящен Змеиный остров ), изображает сильную радость, дополненную в данном случае тем, что Виану называет «восстанавливающим прикосновением природы».[213] Сериал также вернулся в Левант настройки и Исламский образы, особенно в Acșam Dovalar (назван в честь турецкий версия Витр ).[57] В томе также упоминается его короткометражка "Modern Псалмы "серия, в том числе произведение Iertare («Прощение»), обращенное к Богу:
Iertare! Sunt ca orice om | Прощение! Я как любой мужчина |
Эксельсиор также включены Ноаптеа де Иануари («Январская ночь»), в которой заключено одно из его самых известных политических заявлений.[301] Ангелеску читает это как «медитацию на разочарование, которая завершается энергичным призывом к действию».[302] Его анти-буржуазный отношение, историк литературы З. Орнеа утверждает, было одним из мест встречи Македонского и Юнимизм.[303] В том, что считается наиболее кислотным разделом, текст, в частности, гласит:
M-am născut în niște zile când tâmpita burghezime | Я родился в те дни, когда дебильная буржуазия |
В то же время, когда Македонский был вовлечен в самую яростную полемику, он писал медитативные и безмятежные стихи, которые впоследствии были признаны одними из лучших его произведений. Noaptea decemvrie представляет собой синтез его основных тем и влияний, оцененный комментаторами как его «шедевр».[57][305] Частично основано на более раннем стихотворении (Мека, названный в честь Арабский город ),[57][306] он рассказывает историю эмир, который, оставшись неудовлетворенным мелкой и богатой жизнью, которую ведет Багдад, решает уйти паломничество. Хотя критики соглашаются, что это следует читать как аллегория биографии Македонского, иронический текст не проясняет, действительно ли эмир достигает своей цели и метафора Мекки как мираж означает, что ради цели не стоит жертвовать.[57][307] Пока Мирча Ангелеску комментирует, что Македонский иллюстрирует «необычное напряжение», строго усиливая ссылки на красный цвет, рассматриваемый как символ страдания,[308] Кэлинеску отмечает, что последовательность слов содержит выученный «бредовый» элемент, и иллюстрирует это цитатой:
I el e emirul, și toate le are ... | А он эмир, и все ему принадлежит ... |
Поздние прозаические произведения
В прозе его внимание снова сместилось к чисто описательному, или он привел Александру Македонского в сферу искусства. фантастическая литература. Эти истории, большинство из которых в конечном итоге были собраны в Cartea de aur, включить воспоминания детства в Амарадия регион, ностальгические образы Олтенский боярин окружающей среде, идеализированные изображения правления Кузы, а также ретроспективный взгляд на конец римского рабства (найдено в его части Веригэ Чиганул, "Цыганка Верига").[309] Самый известный из них - Pe drum de poștă, а повествование от третьего лица и тонко замаскированные мемуары, где герои - подросток Александру Македонски и его отец, Генерал Македонский.[310] Идиллический вид, присутствующий в таких рассказах, является одной из общих точек встречи между его версией символизма и традиционалистскими авторами, такими как Барбу Штефэнеску Делавранча.[311] Виану указывает на эту связь, но добавляет: «Македонский спустился по памяти в мир деревни, с трепетом сожаления о мире и множестве старых поселений, столь хорошо отполированных, что каждый человек, как землевладелец, так и крестьянин, жили в рамках, которые, казалось, даровала сама природа.[...] изображая сельскую местность, Македонский представляет точку зрения консервативный."[312]
Thalassa, Le Calvaire de feu, фантастический роман и расширенный стихотворение в прозе, праздновал ученик Македонского Оресте Георгеску как «новую религию человечества».[313] На томе было издевательское посвящение «Франции, это Халдея "(мысль Виану как отсылка к взглядам Пеладана на упадок цивилизации).[125] Он имеет сходство с произведениями итальянского Декадентский автор Габриэле д'Аннунцио,[314] а также эхо от Анатоль Франс.[315] Герой Таласса, греческий мальчик, работает маяк - хранитель на Змеином острове, фантазирующий о Золотой век человечества.[126][316] Его судьбу изменяет кораблекрушение, во время которого девушка Калиопа достигает берега острова. Таласса и Калиопа влюбляются, но таинственным образом не могут скрепить свой союз половым актом: мальчик приписывает эту неудачу «проклятию» человеческой индивидуальности. Стремясь достичь идеального союза со своей возлюбленной, он в конце концов убивает ее и тонет в Черное море.[126][317]
В ее обзоре для Mercure de France, писатель Рашильда утверждал: «Очень трудно читать, полностью развит в символистской манере [и] почти невозможно пересчитать, явно написан по-французски, но, тем не менее, явно задуман румыном (и какой энергичный румын!)».[162] Рашильда считала, что работа отражает «аромат восточных специй [...] розового мармелада и кусочка медвежьего мяса».[318] По словам Виану, книга основывается на более ранних темах Македонского, заменяя наблюдение натуралистов на метафизический предположение о идеализм.[319] Еще один аспект стилистических изысканий Македонского заставил его попытаться записать синестезия. Его рукопись написана чернилами нескольких цветов, что, по его мнению, должно было помочь читателям полностью понять ее значение.[320] Как и другие синестетические аспекты его романа, считается, что он был вдохновлен техникой Бодлера.[321] и Артур Рембо.[322]
Thalassa, Le Calvaire de feu известен своими многочисленными культурными отсылками и особенно использованием широкого спектра метафор. Такие аспекты подверглись негативной оценке современной критики. Тюдор Виану пишет: «Поэт так растрачивает драгоценные камни, что нам кажется, что некоторые из них должны быть фальшивыми»,[323] в то время как Кэлинеску, который отмечает, что некоторые фрагменты раскрывают «несравненного художника» и «профессионального метафориста», отмечает, что «в конце концов, такие виртуозности становятся утомительными».[260] По словам Мануэлы-Делиа Сучиу, Thalassa "многословно" и "слишком отполировано",[315] черты характера, которые, по мнению Замфира, в румынской версии вызывают меньше раздражения.[24] Критик Корнел Морару обнаружил, что на заднем плане Thalassa, "великий роман-символист", противостоит Древнегреческий и Христианская мифология, но "злоупотребляет" религиозной лексикой.[126] Другая часть образов романа эротический, и включает подробное и эстетичное описание мужских гениталий.[324]
Четырехактный трагикомедия Ле Фу? рассматривается Виану как сопоставимый по предмету и глубине с Энрико IV, знаменитая пьеса 1922 года Луиджи Пиранделло.[325] Сюжет отражает конфронтацию Македонского со своими критиками и его признание того факта, что люди видели в нем эксцентрика.[326] Центральная фигура - банкир Дорваль, который идентифицирует себя с Наполеон Бонапарт до такой степени, что он видит эпизоды своей биографии как зеркала сражений начала 19 века. В отличие от пациентов с диссоциативное расстройство личности Дорваль на самом деле не воображает, что его жизнь стала жизнью Наполеона, а скорее присоединяется к нему на интеллектуальном уровне.[327] Свидетели этого расстройства делятся на родственников, которые стремятся к совершению Дорвала, и близких друзей, которые приходят, чтобы увидеть в его взгляде на жизнь проявление гения.[328] Зрителя заставляют поверить, что последняя интерпретация верна.[63] На более высоком уровне, указывает Виану, пьеса также является критикой Македонским капитализм, и, используя парижский арго, содержит исчерпывающие ссылки на известных людей того времени.[329]
В частности, в 1890-х годах Македонский был последователем Эдгар Аллан По и из Готическая фантастика в общем, производя румынскую версию По Метценгерштейн рассказ, убеждая своих учеников переводить другие подобные произведения, и перенимает «готические» темы в своей оригинальной прозе.[330] В долгу перед Жюль Верн и Х. Г. Уэллс, Македонский также написал ряд научная фантастика рассказы, в том числе 1913 г. Океания-Тихий океан-Дредноут, который изображает цивилизацию на грани кризиса.[331] Гигантский торговый корабль обслуживается профсоюзом банкиров и предназначен для предоставления путешественникам доступа ко всем вообразимым удовольствиям; это приводит к тому, что населенные рабочим классом города на континенте впадают в состояние забвения и постоянного насилия, кульминация истории наступает с решением банкиров уничтожить свое творение.[332] Океания-Тихий океан-Дредноут известен предвкушением телевидение Корабль оборудован электрическими «большими и четкими зеркалами», которые отображают «изображения из различных частей Земли».[333] К тому времени Македонский был заинтересован в развитии кино и написал немое кино сценарий на основе Комментарий к devient riche et puissant.[334]
Окончательный переход
В конце своей жизни Македонский отказался от догматов символизма, определив их как «глупости», предназначенные для «некультурных».[285] Ultima verba, самые последние стихи, которые он написал, показывают, что он приходит к соглашению с самим собой, и ценятся за их безмятежное или чрезвычайно радостное видение жизни и человеческих достижений.[335] В рондели написанные на этом этапе, известные как Поэма rondelurilor, являются одним из первых случаев, когда техника используется локально. Как и написанные ранее Literatorul'с Павелеску и Александру Обеденару, они основаны на более раннем мотиве, присутствующем в творчестве Македонского, - мотиве повторяющихся припевов.[336] Многие произведения документируют последние открытия поэта. Один из них является Ронделул кринилор («Рондель из лилий»), провозглашающий ароматы источником блаженства: În crini e beția cea rară, «В лилиях можно найти то исключительное опьянение».[26][243] В соответствии с Штефан Казимир, Rondelul orașului микрофон («Рондель маленького городка») показывает «приятную волну иронии и самоиронии», а сам поэт примиряется с «существованием мира, который его игнорирует».[236] Доказательства его воинственности еще можно было найти в Ронделул контимпоранилор («Рондель современников»).[337]
Взгляд поэта на жизнь также отражен в его последней пьесе: Моартеа луй Данте. Кэлинеску пишет, что к тому времени Македонский был «одержим» Божественная комедия.[260] Македонский отождествляет себя со своим героем, Данте Алигери, и формулирует свое собственное поэтическое завещание, идентифицируя Первая Мировая Война Румыния со средневековым Республика Флоренция.[338] Тюдор Виану отмечает: «В великой гордости Данте Македонский нашел свое».[339] Он считает эту пьесу лучшей из произведений Македонского.[340] тогда как Кэлинеску считает это «ребяческим».[63] Замфир считает Моартеа ... быть значительным текстом в библиографии Македонского, «одним из первых образцов румынского символистского театра», и как таковой в основном обязан Метерлинку.[24] Виану утверждает, что пьеса может задокументировать позднее неприятие Франции румынским писателем через заявление главного героя: «Французы - добрые люди, но их душа отличается от моей».[341]
Ряд ронделей свидетельствует о позднем увлечении Македонского Дальний Восток, Китай и Япония. Джордж Кэлинеску считает, что это следует понимать как один пункт в большом антитеза другой - декадентский Париж, который один рондель называет «адом».[260] Македонский считает, что Восток, рассматриваемый как пространство безмятежности, населен игрушечными женщинами и отсутствует. опиум - курильщикам и содержаться в конюшне меритократия.[260] Поэма на китайскую тему Цин-Ли-Ци, которую Казимир отмечает своим сдержанным, «почти незаметным» юмором, гласит:
Цинг-Ли-Ци stă-n prispa de-aur, | Цин-Ли-Ци сидит на золотом крыльце, |
Наследие
Школа Македонского и ее раннее влияние
Александру Македонский неоднократно высказывал мысль, что, в отличие от современников, потомки сочтут его великим поэтом.[342] За исключением Михаил Драгомиреску консервативные литературные критики были склонны игнорировать Македонского, пока он был жив. Первая такая фигура была Junimea's Титу Майореску, который считал его второстепенным автором, лишь пару раз ссылаясь на него в своих книгах и обычно высмеивая его в статьях.[24][343] Один из этих текстов, эссе 1886 г. Poeți și criticali («Поэты и критики») говорил, что Македонский «испортил» поэзию, и это понятие он также применил к Константин Д. Арическу и Арон Денсусиану.[344] Особенно радикальные высказывания оставили авторы-традиционалисты. Илари Ченди и Николае Йорга. Ченди писал, что Македонский был «карикатурой на человека», имел «лихорадочный ум» и руководствовался «жестоким инстинктом мести».[345] Йорга, который стал более известным как историк, позже отказался от некоторых заявлений, которые он делал против поэта в 1890-х годах.[89] Среди молодых выдающихся писателей-традиционалистов был Трансильванский -родившийся Лучиан Блага, который, возможно, намеренно избегал Македонского во время его первого визита в Бухарест в 1920 году.[346] Хотя Драгомиреску и Драгомиреску больше симпатизировали автору-символисту. Георге Адамеску имел тенденцию описывать его как исключительно продукт французской и декадентской литературы,[89] в то время как ученик Драгомиреску Ион Тривале отрицал все достоинства литературы Македонского.[347]
По словам Тудора Виану, интеллектуальные друзья Македонского (среди них Ангел Деметриеску, Джордж Ионеску-Гион, Бонифачу Флореску, Григоре Точилеску и В. А. Уречия ) были в значительной степени ответственны за передачу «лучшего и более правдивого образа оскорбленного поэта».[348] Также благодаря Драгомиреску Noaptea decemvrie был включен в учебник литературы для старшеклассников, что, по мнению некоторых, является первым присутствием поэта в Румынский учебный план.[349] По словам историка Лучиана Настаса, жена поэта Ана Раллет вела себя как «отличный секретарь», пока Македонский был еще жив, и после этого помогала сортировать и редактировать его рукопись, поддерживая «настоящий культ» для своего мужа.[350]
Македонского космополитичный кружок был центром литературной альтернативы преобладающему консерватизму и традиционализму, подобному Эминеску того времени, причем последняя тенденция группировалась вокруг Sămănătorul журнал для части жизни Македонского.[24][351] Хотя сам Македонский поддерживал связи с романтизмом и классицизмом, комментаторы ретроспективно признали в нем главного человека, объявившего о первой волне Румынии в мире. модернистская литература.[24][352] Многие ученики в первом поколении должны были расстаться с его руководящими принципами на раннем этапе, либо радикализируя свой символизм, либо выходя за его пределы. Траян Деметреску был одним из первых, кто сделал это, сосредоточившись на своей приверженности социализм - Виану отмечает, что раскол произошел «без хладнокровия и многогранности сердца» со стороны Македонского.[353] Литературовед Лидия Ботэ утверждает, что именно Петикэ первым проиллюстрировал зрелый символизм, освободившись от идей Македонского. эклектичный тенденции после 1902 г.[354] К тому времени авторы-символисты Димитри Ангел и Н. Д. Коча использовали фантастическую прозу Македонского как вдохновение для своих собственных идей и Н. Давидеску заимствовал из его мистического дискурса.[355] Живописные и радостные элементы в стихах Македонского также вдохновляли Стаматиаду. Эугениу Штефэнеску-Эст и Хория Фуртуна.[356] На ранних этапах своей карьеры Ион Пиллат писал пьесы, которые перекликаются с выбором его хозяина экзотика темы.[357] Более сдержанное наследие идей Македонского было также сохранено внутри консервативных и традиционалистских лагерей. Хотя его разлука с Literatorul был резким и побудил его сплотиться с Junimea, Дуйлиу Замфиреску построил на некоторых элементах, заимствованных из идеологии журнала, включив их в свое литературное видение.[358]
Многие из самых преданных учеников Македонского, которых он сам поощрял, были оценены различными критиками как второстепенные или посредственные. Это случай Теодор Корнел (сделавший себе имя как искусствовед),[359] Мирча Деметриаде,[26][360] Оресте Георгеску,[361] Александру Обеденару,[26][336] Стоэнеску, Стаматиад, Кэрол Скроб, Думитру Карнабатт и Донар Мунтяну.[362] Другим таким второстепенным автором был самозваный "герметик " Александру Петров, который расширил идеи Македонского об эзотерических знаниях.[156]
Старший сын Македонского Алексис продолжил карьеру художника. Его сын Соаре пошел по его стопам, получив признание искусствоведов того времени. Короткая карьера Соаре закончилась в 1928 году, когда ему не исполнилось девятнадцать, но его работы были представлены на нескольких ретроспективных выставках, в том числе на одной, организованной Алексисом.[363][364] Позже Алексис экспериментировала с живописный дизайн в качестве помощника французского режиссера Рене Клер; его более поздняя жизнь, окутанная тайнами и интригами, привела его к карьере в Фашистская италия и Франкистская испания.[364] Другой сын Александру Македонского, Никита, также был поэтом и художником. Некоторое время в 1920-е годы он редактировал литературное приложение к Universul газета.[365] Через два года после смерти отца Анна Македонская вышла замуж за поэта. Михаил Селариану.[366]
В дополнение к его полемическим изображениям в произведениях Александри, Эминеску и Караджале, карьера Македонского была источником вдохновения для различных авторов. Его образ приобрел для его последователей мифические размеры. Как и Деметреску, многие из них оставили воспоминания о Македонском, которые были опубликованы до или после его смерти. Его поклонники писали о нем стихи еще в 1874 году.[367] а в 1892 г. Цинцинат Павелеску опубликовал восторженный портрет Македонского как «Художника».[368] Павелеску, Драгослав и Петица почтили писателя, оставив воспоминания, в которых он описывается как преданный и внимательный друг.[369] Напротив, поэт-традиционалист Александру Влахуцэ автор 1889 г. зарисовка рассказа в котором Македонский (именуемый Полидор) является объектом насмешек.[370]
Позднее признание
Фактическое признание поэта классиком пришло только в межвоенный период. Последний том никогда ранее не публиковавшихся стихов, Поэма rondelurilor, увидела печать в 1927 году.[192] Творчество Македонского было проанализировано и популяризировано новым поколением критиков, среди которых были Виану и Джордж Кэлинеску. Пост-Юнимист модернистский критик Евгений Ловинеску также положительно отозвался о работе Македонского,[57][371] но в целом, утверждает Кэлинеску, его мнения по этому поводу мало давали понимания того, что он на самом деле думал о поэте.[372] Он также рассказывает, что сам Македонский относился к Ловинеску с пренебрежением и однажды назвал его «канарейкой».[145]
Возникающие авангард, хотя и происходил из символизма, постепенно дистанцировался от Literatorul'наследие. Первоначально вклад Македонского в экспериментальная литература был продолжен в рамках формального символизма его учениками Деметриадой, Юлиу Цезарь Сэвеску[373] и Ион Минулеску.[374] Последний был особенно обязан Македонскому в вопросах видения и языка.[375] В 1904 г. Тудор Аргези также оставил позади Literatorul круг и его принципы, в конечном итоге достигнув слияния модернистов, традиционалистов и авангард элементы.[3][376] Однако он остался в долгу перед примером Македонского в его описательной прозе.[377] 1912 год Симболул журнал, который двигался между традиционным символизмом и зарождающимся авангардом, также опубликовал Имажинист -вдохновленный пародия из Ноаптеа-де-Май, подписано Адриан Маниу.[378] Соучредитель Дадаизм в конце 1910-х гг. Тристан Цара считает шведский исследователь Том Сандквист быть более или менее вдохновленными Македонским, и в частности его мыслями о связи абсурда и поэзии.[379] В своих дебютных стихах Бенджамин Фондане-Барбу Фундояну иногда следовал за Македонским,[380] но к 1920 году заявил, что дуайен-символист просто подражал французским образцам до уровня «паразитизма».[381]
Некоторые авторы-авангардисты вернулись к литературным ориентирам Македонского к концу 1920-х годов, поскольку сами стали более умеренными. Так было с Маниу и Ион Винея, оба опубликовали прозаические произведения в духе Thalassa.[382] Считается, что эта же работа оказала влияние на двух неавангардных авторов, Давидеску и Матею Караджале, который остался близок к догматам символизма.[382] Матейу был незаконнорожденным сыном Иона Луки Караджале, но, как отмечает Виану, мог выдержать сравнения с соперником своего отца: эксцентричность дополняла друг друга, хотя Матейу Караджале избегал государственных дел.[383] В том же поколении постсимволистов, Селариану (посмертный зять Македонского),[366] Джордж Баковия[24][384] и Пэсторел Теодоряну[231][385] также основанный на наследии Македонского, к которому позже присоединились Бессарабский лингвист Эухенио Козериу (который в начале своей поэтической карьеры подражал стилю ронделя Македонского).[386] В конце 1920-х годов, когда их форма современного псалмы вдохновленный Албанский-румынский поэт Александра Ставре Дренова, Македонский и Аргези оказали косвенное влияние на Албанская литература.[387]
Статус Македонского как одного из великих деятелей румынской литературы укрепился позже в 20 веке. К этому времени, Noaptea decemvrie стал одним из самых узнаваемых литературных произведений, преподаваемых в румынских школах.[57] В первые годы Коммунистическая Румыния, то Социалистический реализм осудил символизм (видеть Цензура в коммунистической Румынии ), но положительно отзывался о критике Македонским буржуазия.[388] Через некоторое время после этого эпизода Марин Сореску, один из самых известных модернистских поэтов своего поколения, написал пародию на Ночи цикл. Входит в объем Singur între poeți («Один среди поэтов»), это видит критик. Мирча Скарлат как наиболее представительные такие произведения Сореску.[389] Также тогда, Noaptea decemvrie частично вдохновлен Tefan Augustin Doinaș ' баллада Mistrețul cu colți de argint.[57]
В 1990-е годы Штефан Агопян взял Ночи цикл как вдохновение для эротический короткий рассказ,[390] пока Павел Цуцара приспособил свои рондели к модернизированной обстановке.[391] Проза Македонского также оказала влияние на молодых писателей, таких как Анджело Митчиевичи[392] и Анка Мария Мосора.[393] В соседнем Молдова, Македонский повлиял на Неосимволизм из Аурелиу Бусуйок.[394] Журнал имени Literatorul, которая утверждает, что представляет собой наследие публикации Македонского, была основана в Румынии в 1991 году под редакцией писателей Сореску, Фэнуц Нягу и Мирча Мику.[395] В 2006 г. Румынская Академия предоставил посмертное членство Александру Македонскому.[396]
Стихи Македонского оказали значительное влияние на популярная культура. При коммунизме Ноаптеа-де-Май послужила основой для успешной музыкальной адаптации, составленной Мариан Нистор и поет Мирабела Дауэр.[397] Тудор Георге, певец и автор песен, вдохновленный Американское народное возрождение, также использовал некоторые тексты Македонского в качестве текстов своих мелодий.[398] В 2000-х припев Ноаптеа-де-Май был смешан в манея пародия на Адриан Копилул Минун.[399]
Образы, визуальные образы и достопримечательности
Хотя его поэтические теории по большей части не находили отклика в Румынское искусство,[400] Македонский заинтересовал нескольких современных художников, в том числе, вначале, карикатуриста. Николае Петреску Гэйна.[401] Наряду с другими писателями, посетившими Терасу Отеледжану, Македонский был особенно запечатлен рисунками знаменитого румынского художника. Иосиф Исер.[178] Он также изображен в 1918 году. литография к Жан Александру Стериади, якобы единственная работа символиста Стериади.[402] Thalassa, Le Calvaire de feu вдохновил серию рельефы, спроектированный Алексисом Македонским и размещенный в доме его отца в Доробаньцы.[167] В 1910-х годах его бюсты были выполнены двумя скульпторами: Александру Северин и Фридрих Шторк, один из вариантов Storck, размещенный на Иоан Кантакузино коллекция.[3] В 1919 г. Теодор Буркэ был также вдохновлен на завершение еще одного бюста, и во время Вторая Мировая Война по заказу Мэр Бухареста Ион Рэцкану построить памятник Македонскому в Грэдина Икоаней парк, но это так и не было завершено.[3] Константин Пилюцэ художник, работавший во второй половине 20-го века, сделал Македонского героем серии портретов, посвященных румынским деятелям культуры (также изображены были Николае Йорга, Штефан Лучиан и Виану).[403] В 1975 г. - бюст Македонского, работа А. Константин Фоамете, был открыт в Крайова.[3]
Из многочисленных резиденций Македонского одно в Доробанцах было снесено, когда Академия экономических исследований (ASE) был расширен.[3][51] Позже рядом с местом была установлена мемориальная доска.[3] Дом детства Македонского в Goieti перешла в государственную собственность при коммунизме и, в свою очередь, была школой, общественным домом и Македонским музеем, прежде чем пришла в запустение после Румынская революция 1989 года.[404] Несколько улиц, названных в честь Александра Македонского, в частности в Бухаресте (ASE), Крайова, Клуж-Напока и Тимишоара.
Работы публикуются аннулированно
- Prima Verba (поэзия, 1872 г.)
- Итало (стихотворение, 1878 г.)
- Poezii (стихи, 1881/1882)
- Паризина (перевод Parisina, 1882)
- Иадэ! (комедия, 1882)
- Драма банала (рассказ, 1887 г.)
- Саул (с Цинцинат Павелеску; трагедия, 1893 г.)
- Эксельсиор (поэзия, 1895 г.)
- Бронзы (поэзия, 1897)
- Falimentul clerului ortodox (эссе, 1898 г.)
- Cartea de aur (проза, 1902 г.)
- Thalassa, Le Calvaire de feu (роман, 1906; 1914)
- Флори сакре (стихи, 1912)
- Захерлина (эссе, 1920)
Примечания
- ^ Кэлинеску, стр. 517; Виану, Том II, стр.330
- ^ а б c Кэлинеску, стр.517
- ^ а б c d е ж грамм час я j k л м п о п (на румынском) Виргилиу З. Теодореску, "Александру Македонски - 150 de ani de la naștere" В архиве 2011-07-19 на Wayback Machine, в Cronica Română, 15 марта 2004 г.
- ^ Кэлинеску, стр. 517; Виану, Том II, стр.333-334
- ^ Кэлинеску, стр. 517; Виану, Том II, стр.332
- ^ Ангелеску, стр.8; Кэлинеску, стр. 517, 518; Виану, Том II, с.334-338
- ^ Виану, Том II, стр.334
- ^ Кэлинеску, стр. 517-518, 519; Виану, Том II, стр. 330, 338-339
- ^ Виану, Том II, стр.339. Кэлинеску также представляет альтернативную теорию семьи, согласно которой их предки были Итало-русский (стр.517).
- ^ Кэлинеску, стр. 517-518; Виану, Том II, стр.339-341
- ^ Ангелеску, стр.7; Кэлинеску, стр. 517; Виану, Том II, стр.330-332
- ^ Ангелеску, стр.7; Кэлинеску, стр. 517, 519, 520; Виану, Том II, стр.330, 331-332
- ^ Произведения названы Ван-де-степ ("Степь Ветер ») и Степа («Степь»). Виану (Том II, стр. 333) делает акцент на «душе [Македонского] [...], в которой обитали многие инстинкты его предков».
- ^ Кэлинеску, стр.517, 974, 976
- ^ Поэт-любитель, позже она вышла замуж за Семья Гика, но развелась, женившись во второй раз, на француз по имени Leboeuf (Vianu, Vol.II, p.340).
- ^ Кэлинеску, стр. 518; Suciu, стр.104; Виану, Том II, стр.342
- ^ а б Виану, Том II, с.340-341
- ^ Кэлинеску, стр. 518; Виану, Том II, стр.342
- ^ Кэлинеску, стр. 518; Виану, Том II, стр.334
- ^ Кэлинеску, стр. 518; Виану, Том II, стр.334-335
- ^ а б Виану, Том II, стр.337
- ^ а б Виану, Том II, стр.423
- ^ Ангелеску, стр.8; Кэлинеску, стр. 518; Виану, Том II, стр.338, 344
- ^ а б c d е ж грамм час я j k л м п о п q р s т ты v (на румынском) Михай Замфир, "Ривалул луй Эминеску" В архиве 2018-07-01 в Wayback Machine, в România Literară, № 27/2009
- ^ Виану, Том II, стр.342-344
- ^ а б c d е ж (на румынском) Андрей Ойштяну, "Scriitorii români și narcoticele (2). Macedonski și 'literatura stupefiantelor'", в Revista 22, № 948, май 2008 г.
- ^ Виану, Том II, стр. 342-343, 365, 388, 394, 479
- ^ Кэлинеску, стр.518
- ^ Виану, Том II, стр.342, 343
- ^ Ангелеску, стр.9
- ^ Ангелеску, стр.9; Кэлинеску, стр. 518; Виану, Том II, стр.343-344
- ^ Виану, Том II, стр.343-344
- ^ Ангелеску, стр.9; Кэлинеску, стр. 518; Виану, Том II, стр.343
- ^ Ангелеску, стр.9; Кэлинеску, стр.518, 519
- ^ а б c d е ж Кэлинеску, стр.519
- ^ Ангелеску, стр.9; Виану, Том II, стр.343-344
- ^ Ангелеску, стр.9; Кэлинеску, стр.518
- ^ а б Виану, Том II, с.341-342
- ^ Ангелеску, стр.9; Виану, Том II, стр.346
- ^ Виану, Том II, стр.345
- ^ Виану, Том II, стр.345, 419
- ^ а б Виану, Том II, стр.452
- ^ Чокулеску, стр.52-53
- ^ Vianu, Vol. II, стр.177
- ^ Кэлинеску, стр. 519; Сандквист, стр.197
- ^ а б c Виану, Том II, стр.347
- ^ а б Виану, Том II, стр.346
- ^ Кэлинеску, стр. 519; Vianu, Vol.II, p.347; Сандквист, стр.197. По словам Виану, суд также исключил, что арест Македонского был признан недействительным по срок давности.
- ^ Ангелеску, стр.9; Кэлинеску, стр. 519; Виану, Том II, стр.347
- ^ а б Кэлинеску, стр. 519; Виану, Том II, стр.347
- ^ а б (на румынском) Андрей Пиппиди, "Acasă la Pantazi Ghica" В архиве 2007-09-27 на Wayback Machine, в Дилема Вече, 164 / IV, 30 марта 2007 г.
- ^ а б c Виану, Том II, стр.349
- ^ Виану, Том II, стр.347, 349
- ^ Ангелеску, стр.9; Виану, Том II, стр.349-350
- ^ Виану, Том II, стр.348, 350-351
- ^ а б Виану, Том II, стр.348
- ^ а б c d е ж грамм час я j (на румынском) Евгений Лунгу, "Islamul la noi acasă. Monologul lui Baiazid", в Revista Sud-Est, № 2 (48) / 2002
- ^ Виану, Том II, стр.348-349
- ^ Виану, Том II, стр.350
- ^ Виану, Том II, стр.350, 360-361
- ^ Кэлинеску, стр. 515-516, 523; Виану, Том II, стр.343, 351
- ^ Орнеа, стр.301; Виану, Том II, стр.351
- ^ а б c Кэлинеску, стр.529
- ^ Орнеа, стр.301
- ^ Орнеа, стр.301-302
- ^ а б Виану, Том II, стр.351
- ^ Ангелеску, стр.10; Кэлинеску, стр. 529; Виану, Том II, стр.351
- ^ Ангелеску, стр.10; Кэлинеску, стр. 519; Сандквист, стр.197
- ^ Настаса, стр.94, 97-98, 106
- ^ Орнеа, стр.302-303
- ^ Vianu, Vol.II, p.353-355. По словам Виану (том II, с.355), Дуйлиу Замфиреску также присоединился к атаке, используя Literatorul за статьи, в которых его соперник Эминеску подвергался критике по разным причинам, и подписывая их псевдонимом Риенци.
- ^ Орнеа, стр.303
- ^ Ангелеску, стр.10; Виану, Том II, стр.351, 452
- ^ Кэлинеску, стр. 519; Сандквист, стр.197; Виану, Том II, стр.351, 361
- ^ а б c Виану, Том II, стр.462
- ^ Кэлинеску, стр.519-520
- ^ Виану, Том II, стр.351, 394
- ^ Виану, Том II, стр.356-357
- ^ Ангелеску, стр.10; Орнеа, с.304-305; Vianu, Vol.I, p.54; Том II, стр.356
- ^ Anghelescu, p.16; Виану, Том I, стр.54
- ^ Anghelescu, p.16; Perpessicius, p.246; Орнеа, стр.304
- ^ Ангелеску, стр.10; Кэлинеску, стр. 296; Виану, Том II, с.350-352
- ^ Ангелеску, стр.10; Кэлинеску, стр. 296; Виану, Том II, с.351-352
- ^ Виану, Том II, с.351-352
- ^ Ангелеску, стр.10
- ^ Кэлинеску, стр. 316; Виану, Том II, с.352-353
- ^ а б c Виану, Том II, стр.353
- ^ Виану, Том II, с.357. Виану считает, что Македонский не был автором каких-либо статей против Эминеску до этой даты.
- ^ а б c Ангелеску, стр.15
- ^ Ангелеску, стр.15; Перпессик, стр.138-139, 266, 352
- ^ Vianu, Vol.I, p.296-299; Том III, с.385-386
- ^ Виану, Том II, стр.420-421
- ^ Ангелеску, стр.10; Кэлинеску, стр. 519; Настаса, стр.106; Виану, Том II, стр.353
- ^ Кэлинеску, стр. 519; Настаса, стр.106-107
- ^ Кэлинеску, стр.522
- ^ Ангелеску, стр.10; Кэлинеску, стр. 519, 520-521; Cernat, p.10; Perpessicius, p.138-139, 266, 352; Vianu, Vol.II, p.353-361, 387
- ^ Виану, Том II, стр.358-360
- ^ Кэлинеску, стр. 520; Виану, Том II, стр.359
- ^ Перпессик, стр.138-139, 266, 352
- ^ Кэлинеску, стр. 533; Vianu, Vol.II, p.353-354, 391
- ^ Кэлинеску, стр.519-520, 521
- ^ Виану, Том II, стр.360-361
- ^ Кэлинеску, стр. 520-521, 523
- ^ Кэлинеску, стр.522-523
- ^ а б (на румынском) "Готово" В архиве 2011-07-21 на Wayback Machine, в Дилема Вече, Vol. IV, № 154, январь 2007 г.
- ^ а б Виану, Том II, стр.361
- ^ Cernat, p.12; Сандквист, стр.197; Suciu, стр.104, 109; Vianu, Vol.II, p.362; Вида, стр.55
- ^ Виану, Том II, стр.362. Крастев (Из тупикового настоящего ..., с.42) считает Македонского "первым Восточно-центральноевропейский поэт-символист ».
- ^ Cernat, стр.10, 18; Suciu, стр.102, 103–110; Виану, Том II, стр.362. См. Также Бойя, с.190, 245.
- ^ Виану, Том II, стр.363, 366
- ^ Виану, Том II, стр.362
- ^ а б Кэлинеску, стр.521
- ^ Виану, Том II, стр.362-363, 365, 366-367, 371-372, 376
- ^ Кэлинеску, стр. 516, 520; Виану, Том II, стр.363
- ^ а б c Виану, Том II, стр.421
- ^ а б c Виану, Том II, стр.363
- ^ Виану, Том II, с.364-365
- ^ а б Виану, Том II, стр.365
- ^ Ангелеску, стр.11
- ^ а б Виану, Том II, стр.367
- ^ Ангелеску, стр.11; Чокулеску, стр.63; Рэйляну и Карассу, стр.152; Сандквист, стр.199, 382; Suciu, p.109-110; Виану, Том II, стр.366
- ^ Кэлинеску, стр. 525-526; Vianu, Vol.II, p.365, 414-418. См. Также Vida, p.55.
- ^ Ангелеску, стр.11; Cioculescu, p.63-64, 67, 134; Виану, Том II, стр.366, 373
- ^ Чокулеску, стр.135
- ^ а б Виану, Том II, стр.436
- ^ а б c d е ж (на румынском) Корнел Морару, "Un mare римский символ", в Обсерватор Культурный, № 41, декабрь 2000 г.
- ^ Виану, Том II, стр.366-367, 465-466
- ^ Кэлинеску, стр. 522; Виану, Том II, стр.367
- ^ Ангелеску, стр.11, 12; Виану, Том II, стр.364, 367-368
- ^ Ангелеску, стр.11; Călinescu, p.808; Cernat, стр.8, 29; Vianu, Vol.II, p.368-369; Том III, с.280, 476-478
- ^ Виану, Том III, стр.477
- ^ Чокулеску, стр.135, 136
- ^ Ангелеску, стр.11; Виану, Том II, стр.368-369, 371
- ^ а б (на румынском) Ион Георгеску, "Presa Periodă și publiciștii români", в Веститорул, № 4/1937, стр.41 (оцифровано Университет Бабеш-Бойяи Онлайн-библиотека Транссильваники )
- ^ Бойя, с.190–191, 245; Cernat, стр. 12, 42; Vianu, Vol.II, p.369-370. См. Также Suciu, стр.107.
- ^ Рэйляну и Карассу, стр.152; Виану, Том II, стр.371
- ^ Виану, Том II, стр.370-371
- ^ (на румынском) Павел Цуцара, "Штефан Лучиан" В архиве 2018-07-01 в Wayback Machine, в România Literară, № 4/2006
- ^ а б c Виану, Том II, стр.371
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Cernat, p.11; Виану, Том II, стр.372-373, 386
- ^ Vianu, Vol. II, стр.389
- ^ Виану, Том II, стр.372
- ^ Виану, Том II, стр.372-373, 386
- ^ Виану, Том II, стр.386
- ^ а б c d Кэлинеску, стр.523
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Рэйляну и Карассу, стр.152
- ^ Ангелеску, стр. 12; Cioculescu, p.132-140; Vianu, Vol. II, стр.373-376
- ^ Cioculescu, p.140; Vianu, Vol. II, стр.373-376
- ^ Виану, Том II, стр.373, 387
- ^ Чокулеску, стр.134-136.
- ^ Согласно Ангелеску (стр.12), Чокулеску (стр.137) и Виану (том II, стр.374), Македонский был перебил публикой во время конференции в Румынский Атенеум, и ответил свистком. Кэлинеску (стр. 493) рассказывает ту же историю с Караджале для главного героя.
- ^ Vianu, Vol. II, стр.374, 391
- ^ Vianu, Vol. II, с.374-376
- ^ Vianu, Vol. II, стр.375-376
- ^ Vianu, Vol. II, стр.413-414
- ^ а б c Cernat, стр.11
- ^ а б Ангелеску, стр.12
- ^ Vianu, Vol. II, стр.376-377
- ^ Ангелеску, стр. 12; Boia, p.245; Сандквист, стр.383; Виану, Том II, стр.371, 377, 436-440
- ^ Сандквист, стр.197; Vianu, Vol. II, стр.376-377
- ^ Vianu, Vol. II, с.377. См. Также Suciu, стр.104.
- ^ а б Vianu, Vol. II, стр.438-439
- ^ Виану, Том II, стр.341
- ^ Ангелеску, стр. 12; Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.377-378
- ^ Cernat, p.88-89; Sandqvist, p.200, 235, 383. Cernat указывает дату как 1909 год, а Sandqvist упоминает 1895 и 1899 годы.
- ^ Ангелеску, стр. 12-13; Кэлинеску, стр. 522; Vianu, Vol.II, p.377-379; Том III, стр.352
- ^ а б c Виану, Том III, стр.352
- ^ Виану, Том II, стр.378-379
- ^ Виану, Том II, стр.378-379, 467
- ^ а б Виану, Том II, стр.379
- ^ Vianu, Vol. II, с.374-375
- ^ Vianu, Vol.II, p.379-380; Том III, с.350-353
- ^ Cernat, p.49; Сандквист, стр.75, 384
- ^ Кэлинеску, стр.684; Cernat, стр.55
- ^ а б Виану, Том II, стр.381
- ^ Сандквист, стр.118, 120, 199
- ^ Сандквист, стр.120
- ^ а б Миоара Ионицэ, "Cafenele de altădată. Terasa Oteteleșanu", в Журнал Исторический, Октябрь 2003 г.
- ^ Сандквист, стр.199
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том III, стр.352
- ^ Кэлинеску, стр. 522-523; Сандквист, стр.25, 199
- ^ Крастев, "Из тупикового настоящего ...", с.42-43; Сандквист, стр.199-200
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Cernat, p.43; Рэйляну и Карассу, стр.152; Сандквист, стр.25, 200
- ^ Виану, Том II, стр.380-381
- ^ Виану, Том II, стр.380
- ^ Ангелеску, стр.13; Vianu, Vol.II, p.382, 440; Том III, с.353
- ^ Кэлинеску, стр.690
- ^ Бойя, стр.245
- ^ Ангелеску, стр.13; Виану, Том II, стр.382
- ^ (на румынском) Мариан Константин, "Visuri și himere", в Обсерватор Культурный, № 474, май 2009 г.
- ^ Boia, стр.103, 104, 245–248; Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.382-383
- ^ а б c d Ангелеску, стр.13
- ^ Boia, p.245-246; Виану, Том II, стр.382
- ^ Boia, p.245-247; Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.382
- ^ Георгий Николеску, "Imortalizînd eroii de la Mărășești, Mărăști, Oituz", in Журнал Исторический, Август 1977, стр.24-25.
- ^ Бойя, стр.246
- ^ Бойя, стр. 246; Cernat, p.45; Виану, Том II, стр.383
- ^ Cernat, стр.45
- ^ Виану, Том II, стр.383-384
- ^ Vianu, Vol.II, p.383-384, 387. См. Также Boia, p.246-247.
- ^ Бойя, стр.246-247.
- ^ а б c Виану, Том II, стр.384
- ^ Бойя, стр.247
- ^ Бойя, стр.248
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.384
- ^ Виану, Том II, стр.392
- ^ Виану, Том II, стр.393. См. Также Suciu, стр.104.
- ^ Виану, Том II, с.472-473
- ^ Ангелеску, стр.13; Виану, Том II, стр.384
- ^ Виану, Том II, стр.384-385
- ^ Виану, Том II, стр.385
- ^ Кэлинеску, стр.523. По словам Кэлинеску, последнее слово поэта было Розеле («розы»).
- ^ а б c Виану, Том II, стр.409
- ^ Кэлинеску, стр. 318, 569; Виану, Том III, стр.40, 451
- ^ Кэлинеску, стр.242, 516, 523-524, 683
- ^ Ангелеску, стр.28-29
- ^ Виану, Том II, стр.415-416, 459-460
- ^ Виану, Том II, с.450-451
- ^ Кэлинеску, стр. 525; Сандквист, стр.200; Виану, Том II, стр.451
- ^ Виану, Том II, стр.451
- ^ а б Кэлинеску, стр.525
- ^ Виану, Том II, стр.449-450, 456
- ^ Кэлинеску, стр. 524; Виану, Том II, стр.386
- ^ Виану, Том II, стр.387-388
- ^ Ангелеску, стр.28
- ^ Кэлинеску, стр. 516. Перефразировано Сандквистом, с.197, 199.
- ^ Рэйляну и Карассу, стр.152. Перефразировано Сандквистом, с.25, 199.
- ^ а б c Сандквист, стр.200
- ^ Виану, Том II, стр.402
- ^ Anghelescu, p.140; Cernat, стр.8, 16; Сандквист, стр.200
- ^ а б Александру Ружа, хронологическая таблица, в Пэсторел Теодоряну, Тамая șи отравэ, Editura de Vest, Тимишоара, 1994, стр.14-15. ISBN 973-36-0165-9
- ^ Anghelescu, p.137; Виану, Том II, с.403-406, 434-435
- ^ Ангелеску, стр.138
- ^ Виану, Том II, с.404-405
- ^ Anghelescu, p.137; Виану, Том II, с.405
- ^ а б c Штефан Казимир, предисловие к Antologia umorului liric, Editura Minerva, Бухарест, 1977, стр. XVII. OCLC 251657588
- ^ Кэлинеску, стр. 523-524, 525-526, 527, 528; Виану, Том II, стр.393, 394, 480-481
- ^ Виану, Том II, стр.394
- ^ а б c Виану, Том II, стр.398
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.393-394
- ^ Vianu, Vol.III, p.353-354
- ^ Anghelescu, p.24, 27-28; Кэлинеску, стр.518, 524, 526
- ^ а б c Кэлинеску, стр.527
- ^ Виану, Том II, стр.388, 479-480
- ^ Виану, Том II, стр.394-395, 397
- ^ а б Виану, Том II, стр.344
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.344
- ^ а б Виану, Том II, стр.343
- ^ Виану, Том II, стр.345-346
- ^ Виану, Том II, стр.348, 349, 395-398
- ^ Кэлинеску, стр. 525; Виану, Том II, стр.349
- ^ Кэлинеску, стр. 525; Рэйляну и Карассу, стр.7, 152; Сандквист, стр.199
- ^ Виану, Том II, стр.419
- ^ Виану, Том II, стр.419-420
- ^ Виану, Том II, стр.420, 434
- ^ а б Виану, Том II, с.452-453
- ^ Виану, Том II, с.454-455
- ^ Ангелеску, стр. 16-18, 24-25; Кэлинеску, стр. 524; Suciu, стр.105-106
- ^ Ангелеску, стр.22-23
- ^ а б c d е Кэлинеску, стр.528
- ^ Ангелеску, стр.14
- ^ Настаса, стр.94
- ^ Кэлинеску, стр. 523; Виану, Том II, стр.398-399
- ^ Vianu, Vol. II, p.389, 421. См. Также Suciu, p.106.
- ^ Кэлинеску, стр. 524; Виану, Том II, стр.398-402
- ^ Виану, Том II, стр.400
- ^ Виану, Том II, стр.420-421, 425-426
- ^ Виану, Том II, стр.426-427
- ^ Vianu, Vol.II, p.427-429
- ^ Виану, Том II, стр.429-430
- ^ Виану, Том II, стр.430
- ^ Vianu, Vol.II, p.425-426, 430, 432-433
- ^ Виану, Том II, с.455-456
- ^ Виану, Том II, с.457-458
- ^ Виану, Том II, с.459-462
- ^ Виану, Том II, стр.354. Частично обработано в Perpessicus, p.352.
- ^ Виану, Том II, стр.358
- ^ Виану, Том II, стр.359-360. По словам Виану, Македонский также заявил, что поэт Думитру Константинеску-Телеормэняну опубликовал статью без его ведома, потому что она ему понравилась и он выучил ее наизусть. Писатель И. Пельц позже утверждал, что настоящим автором стихотворения был Телеормэняну: (на румынском) Al. Сэндулеску, "Мемориалист И. Пельца" В архиве 2018-07-01 в Wayback Machine, в România Literară, № 35/2004.
- ^ Виану, Том II, стр.357
- ^ Ангелеску, стр.11; Виану, Том II, стр.361, 362
- ^ Cernat, стр.17. Чернат отмечает, что такой же точки зрения придерживается и Виану.
- ^ Кэлинеску, стр. 525; Cernat, стр.12
- ^ Cernat, стр.11-12, 16
- ^ Виану, Том II, стр.366
- ^ а б c d Кэлинеску, стр.526
- ^ Виану, Том II, стр.413
- ^ Suciu, стр.107-109
- ^ Крастев, "От модернизации ...", с.345.
- ^ а б Виану, Том II, стр.410
- ^ Кэлинеску, стр.318, 528
- ^ Виану, Том II, стр.363-364, 412
- ^ Виану, Том II, с.407-408
- ^ Виану, Том II, стр.463
- ^ Виану, Том II, стр.463-464
- ^ Виану, Том II, с.464-467
- ^ Крастев, "Из тупикового настоящего ...", с.43
- ^ Кэлинеску, стр. 525; Виану, Том II, стр.366, 413-415
- ^ Виану, Том II, с.413-415
- ^ Виану, Том II, стр.408
- ^ Ангелеску, стр.20-21
- ^ Anghelescu, p.21-22; Орнеа, стр.263; Виану, Том II, стр.368
- ^ Ангелеску, стр.19
- ^ Орнеа, стр.263
- ^ Ангелеску, стр.21; Виану, Том II, стр.368
- ^ Кэлинеску, стр. 527; Виану, Том II, стр.410
- ^ Ангелеску, стр.25
- ^ Anghelescu, p.25-26, 30-31; Perpessicius, p.63; Сандквист, стр.201
- ^ Ангелеску, стр.26
- ^ Vianu, Vol.II, p.422-424, 431-432
- ^ Виану, Том II, стр.334, 424-425, 427
- ^ Cernat, p.19; Виану, Том II, с.431, 432
- ^ Виану, Том II, стр.432
- ^ Виану, Том II, стр.377
- ^ Кэлинеску, стр. 528; Cernat, p.89; Виану, Том II, стр.436-437, 444
- ^ а б Suciu, стр.106
- ^ Vianu, Vol. II, с.440-441
- ^ Vianu, Vol. II, с.441-442; Suciu, стр.106-107
- ^ Vianu, Vol. II, стр.439
- ^ Vianu, Vol. II, с.442-444
- ^ Кэлинеску, стр. 525; Vianu, Vol. II, стр.445
- ^ Рэйляну и Карассу, стр.152; Sandqvist, p.199; Vianu, Vol. II, стр.445
- ^ Рэйляну и Карассу, стр.152; Сандквист, стр.199
- ^ Vianu, Vol. II, стр.444
- ^ (на румынском) "Sex in scris, sex de scris!" В архиве 2012-09-27 в Wayback Machine, в Jurnalul Național, 9 октября 2005 г.
- ^ Виану, Том II, стр.378, 470-471
- ^ Виану, Том II, стр.378, 467-468, 470, 472
- ^ Vianu, Vol.II, p.469-470
- ^ Виану, Том II, стр.471
- ^ Виану, Том II, с.471-472
- ^ Томас К. Карлсон, «По в Румынии», в Lois Vines (ed.), По за границей. Влияние, репутация, родство, Университет Айовы Пресс, Айова-Сити, 1999, стр.77. ISBN 0-87745-697-6
- ^ Виану, Том II, стр. 421-421, 435-436
- ^ Виану, Том II, 435-436
- ^ Виану, Том II, 435
- ^ Виану, Том II, стр.448
- ^ Anghelescu, p.29-31; Кэлинеску, стр. 527; Виану, Том II, стр.385
- ^ а б Виану, Том II, с.418-419
- ^ Виану, Том II, с.473-474
- ^ Ангелеску, стр.13; Кэлинеску, стр. 523, 529; Виану, Том II, с.474-479
- ^ Виану, Том II, с.476
- ^ Виану, Том II, с.478-479, 482
- ^ Виану, Том II, стр.477
- ^ Кэлинеску, стр. 519, 520-521, 523, 527, 529; Виану, Том III, с.434-435
- ^ Кэлинеску, стр. 407, 412; Орнеа, стр.117; Виану, Том II, стр.243, 356
- ^ Орнеа, стр.117
- ^ Виану, Том II, с.391. Согласно Кэлинеску (стр. 638): «Ченди не хватает даже самой слабой интуиции поэзии Македонского».
- ^ Балота, стр.42
- ^ Кэлинеску, стр.644
- ^ Виану, Том II, стр.388-389
- ^ Виану, Том II, с.380. Согласно Ангелеску (стр.15), этому предшествовал учебник 1891 года, опубликованный педагогом Э. Манлиу, который представил Македонского через его Calul arabului.
- ^ Настаса, стр.146
- ^ Cernat, стр. 10-11, 15, 18; Орнеа, стр.136–137; Сандквист, стр.75, 197, 200, 202
- ^ Anghelescu, p.139-140; Cernat, стр.10-11, 15; Крастев, «От модернизации ...», с.334, 338, 343; Сандквист, стр.197, 200; Виану, Том II, стр.483
- ^ Vianu, Vol. II, стр.391
- ^ Cernat, стр.15
- ^ Кэлинеску, стр.690, 697, 919
- ^ Кэлинеску, стр.700-701, 727
- ^ Кэлинеску, стр.857-858
- ^ Ornea, p.263-264; Виану, Том II, стр.432
- ^ Cernat, стр.45-46
- ^ Виану, том II, стр.388 "
- ^ Кэлинеску, стр.652-653
- ^ Кэлинеску, стр.523, 531-532, 701-702
- ^ Николае Тоница, «Cronica plastică (Despre cei mai tineri: Soare Al. Macedonski. - Адина Паула Моску. - Титина Кэпитэнеску. - Лазэр Зим)», в Viaa Românească, №4 / 1929
- ^ а б (на румынском) Тюдор Октавиан, "Соаре Македонски (1910-1928)", в Ziarul Financiar, 10 июня 2003 г.
- ^ (на румынском) Эмиль Ману, "Меланколия агрестэ (Захария Станку)" В архиве 2011-06-05 на Wayback Machine, в Convorbiri Literare, Октябрь 2002 г.
- ^ а б Кэлинеску, стр.960
- ^ Виану, Том II, стр.342
- ^ Виану, Том II, стр.387
- ^ Виану, Том II, стр.390
- ^ Кэлинеску, стр. 558; Vianu, Vol.II, p.386-387. Статьи Влахуца включают несколько других нападок на Македонского (Ангелеску, стр.15).
- ^ Ангелеску, стр.16
- ^ Кэлинеску, стр. 801
- ^ Виану, Том III, стр.374
- ^ Сандквист, стр.202, 384; Виану, Том III, стр.374
- ^ Кэлинеску, стр.693, 697; Виану, Том III, стр.380
- ^ Балота, стр.10, 16-34; Cernat, стр.15
- ^ Виану, Том III, с.451
- ^ Cernat, стр.50
- ^ Сандквист, стр.197, 199, 200, 207
- ^ Мирча Мартин, предисловие к Б. Фундояну, Poezii, Editura Minerva, Бухарест, 1978, стр. XI. OCLC 252065138
- ^ Cernat, p.208-209; Рэйляну и Карассу, стр.7
- ^ а б Cernat, стр.184
- ^ Виану, Том III, стр.171
- ^ Сандквист, стр.208-209; Виану, Том III, стр.388
- ^ Кэлинеску, стр.779
- ^ (на румынском) Ион Цуркану, "Poezia basarabeană din interbelic" В архиве 2009-03-08 на Wayback Machine, в Convorbiri Literare, Июнь 2006 г.
- ^ Роберт Элси, Албанская литература: краткая история, И. Тавры, Центр албанских исследований, Лондон и Нью-Йорк, 2005 г., стр.104. ISBN 1-84511-031-5
- ^ (на румынском) Ион Симу, «Канонул литературный пролеткультист» В архиве 2018-07-01 в Wayback Machine, в România Literară, № 27/2008
- ^ Мирча Скарлат, предисловие к Марин Сореску, Драмул, Editura Minerva, Бухарест, 1984, стр. XI, XIII, XIX, XXV. OCLC 17114213
- ^ (на румынском) ООН Кристиан, «Штефан Агопян:« Cînd citeam o carte bună, uitam să-mi fac lecțiile! » ", в Обсерватор Культурный, № 443, октябрь 2008 г.
- ^ (на румынском) Лумининя Марку, "Poezii cu dichis de Pavel uară", в Обсерватор Культурный, № 70, июнь 2001 г.
- ^ (на румынском) Иоан Станомир, «Отстранить Градини» В архиве 2012-04-02 в Wayback Machine, в Revista 22, № 1029, ноябрь 2009 г.
- ^ (на румынском) Бьянка Бурджа-Чернат, "Un exciiu ratat de virtuozitate", в Обсерватор Культурный, № 305, январь 2006 г.
- ^ (на румынском) Евгений Лунгу, "După aniversare", в Revista Sud-Est, № 4/2008
- ^ (на румынском) Literatorul официальный сайт; получено 3 ноября 2008 г.
- ^ (на румынском) Membrii post-mortem al Academiei Române, на Румынская Академия сайт; получено 3 ноября 2008 г.
- ^ (на румынском) "Copilul cu vocea poleită" В архиве 2008-08-04 в Wayback Machine, в Jurnalul Național, 12 ноября 2007 г.
- ^ (на румынском) «Концерт - Toamna lui Tudor Gheorghe» В архиве 2012-09-27 в Wayback Machine, в Jurnalul Național, 31 мая 2006 г.
- ^ (на румынском) Раду Павел Гео, "Ungen muzical proteic", в Revista 22, № 829, январь 2006 г.
- ^ Вида, стр.55
- ^ Пол Резяну, "Карикатуристул Н.С. Петреску-Гэйна", в Журнал Исторический, Август 2008 г., стр.61, 62
- ^ Вида, стр.63
- ^ Василе Дрэгуц, Василе Флореа, Дэн Григореску, Марин Михалаче, Pictura românească în imagini, Editura Meridiane, Бухарест, 1970, с.312. OCLC 5717220
- ^ (на румынском) Альдезир Марин, "O ruină încarcată de storie", в Gazeta de Sud, 27 мая 2006 г.
Рекомендации
- Мирча Ангелеску, хронологическая таблица, предисловие и критические ссылки, в Македонском, Поэмеле "Нопилор", Editura Albatros, Бухарест, 1972, с. 7-31, 137–140. OCLC 34157991
- Николае Балота, Arte Potiice ale secolului XX: ipostaze românești și străine, Editura Minerva, Бухарест, 1976. OCLC 3445488
- Люциан Бойя, «Германофилии». Elita intelligentă românească în anii Primului Război Mondial, Humanitas, Бухарест, 2010. ISBN 978-973-50-2635-6
- Джордж Кэлинеску, Istoria literaturii române de la origini pînă în prezent, Editura Minerva, Бухарест, 1986
- Пол Серна, Avangarda românească și complexul periferiei: primul val, Cartea Românească, Бухарест, 2007. ISBN 978-973-23-1911-6
- Шербан Чокулеску, Караджалиана, Editura Eminescu, Бухарест, 1974. OCLC 6890267
- Петер Крастев,
- «Из тупикового настоящего в воображаемое прошлое», в Центральноевропейский университет с Восточно-Центральная Европа = L'Europe du Centre-Est, Vol. 26, № 2/1999, стр. 33-52
- «От модернизации к модернистской литературе», в Марсель Корнис-Поуп, Джон Нойбауэр (ред.), История литературных культур Центрально-Восточной Европы, Vol. 3, Джон Бенджаминс, Амстердам и Филадельфия, 2004 г., стр. 332-348. ISBN 90-272-3452-3
- (на румынском) Лучиан Настаса, Intelligentii și promovarea socială (pentru o morfologie a câmpului university), Editura Nereamia Napocae, Клуж-Напока, 2003 г .; электронная книга версия на Румынская Академия Институт истории Джорджа Барио
- З. Орнеа, Junimea și junimismul, Vol. II, Editura Minerva, Бухарест, 1998. ISBN 973-21-0562-3
- Perpessicius, Studii eminesciene, Музей румынской литературы, Бухарест, 2001. ISBN 973-8031-34-6
- Петре Рэйляну, Мишель Карассу, Fundoianu / Fondane et l'avant-garde, Fondation Culturelle Roumaine, Éditions Paris-Méditerranée, Bucharest & Paris, 1999. ISBN 2-84272-057-1
- Том Сандквист, Дада Восток. Румыны кабаре Вольтер, MIT Press, Кембридж, Массачусетс и Лондон, 2006 г. ISBN 0-262-19507-0
- (На французском) Мануэла-Делия Сучиу, "Румынская поэзия в XIX веке. Александр Македонский: романтизм и символизм", в Revue d'Etudes Françaises, № 8/2003, с. 101-110 (переиздано Centre Interuniversitaire d’Études Françaises / Egyetemközi Francia Központ )
- Тудор Виану, Scriitori Români, Vol. I-III, Editura Minerva, Бухарест, 1970–1971. OCLC 7431692
- (На французском) Мариана Вида, "La société Тинеримеа артистическая de Bucarest et le symbolisme tardif entre 1902-1910 ", в Revue Roumaine d'Histoire de l'Art. Сери изящных искусств, Vol. XLIV, 2007, стр. 55-66
внешняя ссылка
- Среди курятников (выдержки), Поэзии, Thalassa (отрывок), в Румынский культурный институт с Множественный журнал (различные вопросы)
- (на румынском) Александру Македонски, Профиль музея румынской литературы
